Когда юноша преодолел наконец порог, солнце заслепило ему глаза, и он прикрылся от него ладонью. Процессия только-только собиралась трогаться, а часы уже давно перевалили за полдень. С похоронами они и правда припозднились, но кто на их месте не оказался бы застигнут врасплох?..
–
Что там такое? Он идёт?.. – Мехмеду показалось, что он услышал нетерпеливый голос Вачагана откуда-то из-за угла. – Подвинься, мне не видно.–
Да, он как раз спускается по ступенькам, – прищурившись, докладывал русский друг. – Озабоченный какой-то… на нём лица нет. Гена, ты слышишь нас?..Заметно притихший Геннадиос только что отошёл от стены и кивнул. Солнце сильно припекало, и Мехмед зажмурился, прежде чем сделать друзьям жест.
–
Уходите! – шикнул на приятелей турок, ещё раз махнув рукой. – Уходите, пока вас не заметили… потом поговорим!Через несколько минут улица, почти полностью забитая людьми, заметно опустела, и Дима с тяжёлым вздохом опёрся затылком о стену. Над их головами как раз зазвучали женские голоса, и русский граф ясно расслышал, как мать попросила Амину всполоснуть чашки с кофе.
–
Пожалуй, мы зря сюда пришли, – озвучил всеобщие мысли Вача. – Только Гену подвергаем опасности… а я даже у отца из конторы отпросился!..–
Вы меня ничему не подвергаете, – серьёзно проговорил Геннадиос и пнул кончиком туфель камешек. – Я сам во всём виноват.Поразительная смиренность, сквозившая в этих речах, испугала бы любого. Видели ли они своего греческого друга когда-нибудь таким? Весельчак без царя в голове, беззаботный прожигатель жизни…
–
Когда меня заберут, – продолжал Спанидас, всё ещё не смотря армянину и русскому в глаза, – позаботьтесь о моей матери. И сестра… она завтра приезжает. Пожалуйста, сделайте так, чтобы она не сильно меня проклинала!..–
Глупости! – нервно отмахнулся Дима то ли от мыслей о виселице, то ли о Ксении. – Ты же этого не делал!.. Наверняка, есть люди, которые могут подтвердить, где ты был вчера в десять часов, и мы докажем, что…–
Таких людей нет, – сурово отрезал грек и метнул быстрый взгляд на Вачагана. – Слышишь меня, Вача?.. Нет.Вачаган недобро усмехнулся, проклиная –
точно Ксения! – безрассудное геройство друга. Конечно, он понимал, к чему вёл греческий Ромео… если светскому обществу станет известно, что во время убийства Геннадиос лез на балкон к Манэ Нерсесян, то её репутация будет безвозвратно погублена. Связь с молодым безродным греком поставит крест на репутации молоденькой армянки, и, кто знает, что скажет по этому поводу её семья?..Геннадиос, Геннадиос! Настоящий греческий герой –
жертвенный и благородный!.. Как бы восхитилась Манэ, услышь она его в эту минуту?.. Как бы оказалась растрогана его заботой?..Вачаган злился: как он злился и на себя, и на друга!.. Бессильная ярость словно иголкой прошлась по его телу. Он хотел бы быть таким же, как Гена, но что-то внутри всегда будет сдерживать его от безрассудных поступков. Но Манэ ведь полюбила именно того, кто умел их совершать…
–
Как только тебя схватят, она первым же делом расскажет, что ты был в ту ночь у неё, – эхом отозвался армянин.–
Кто расскажет? О чём вы? – недоумевал под боком русский.–
Ей никто не поверит. Её отец видел под окнами только тебя.Вачаган устало прикрыл веки.
–
Про меня можешь рассказать только ты, но ты будешь молчать. Ты слышишь меня?..Ответа не последовало.
–
А коль вздумает упрямиться, твоя задача сделать так, чтобы она осталась в стороне. Ты понял меня, Вачаган джан?.. Ты ведь самый лучший друг на свете!.. И для неё, и для меня…Со всего размаху Вачаган ударил кулаком по стенке, так что Дима едва успел отскочить в сторону и не попасть под горячую руку. Он больше не вмешивался, осознав, что разговор шёл о какой-то девушке. Над их головами всё ещё что-то обсуждали. Ему ли не знать, как сильно эти дивные создания затуманивали разум?..
–
Зачем ты строишь из себя героя, Геннадиос?! – в сердцах бросил Вача. Никто из друзей ещё не видел его таким. – Какой благородный, какой честный – спасает честь девушки!.. Ради неё добровольно идёт на смерть!..–
Зачем? Ты действительно не понимаешь, зачем?..–
Куда же мне – расчётливому плановику! – понимать!–
Я её люблю, дурья ты голова!.. И если бы ты любил – хоть когда-нибудь в этой жизни! – ты бы меня понял.Дима сорвался с места почти мгновенно –
за столько лет в такой взрывной компании он выработал молниеносную реакцию!.. – и оттащил Вачагана от Гены. Несколько секунд армянин пыхтел и фыркал, а затем стал вновь облегчать душу:–
Послушай, любовь заключается не только в том, чтобы боготворить девушек. А о нас ты подумал?.. О матери, о сестре? Как нам всем жить без тебя, зная, что ты сам подписал себе смертный приговор, а мы поддержали?!–
У меня нет выхода! Неужели ты не понимаешь?.. – всё так же спокойно отвечал грек, поражавший всех сегодня своей серьёзностью. – Я приму на себя ответственность за то, что совершил. Хоть раз в жизни!.. И очень вас прошу: не мешайте мне в этом!..