— Сбежал от своего барина, — продолжал Машин. — Что-то по романтической линии, но без кровопролития, слава Богу. Потом будто бы прибился к оренбургским казакам, а после, во время крупного бунта — я так полагаю, году в тридцать пятом — примкнул к башкирским бунтовщикам. Там тоже сплошная романтика. Оказался в шайке, которой верховодила какая-то тамошняя роковая красавица. Жгли усадьбы, резали нещадно мелкопоместных дворян. Рискну предположить, что эта жестокая девица мстила за учиненное некогда над нею насилие.
Так или иначе, наш будущий Гурьев быстро выбился в ее фавориты. Однако долго, разумеется, так идти не могло. Явились регулярные войска, предводимые, как я понимаю, самим оренбургским губернатором Василием Алексеевичем Перовским, и все немедленно расставили по местам. Бунт был вскоре подавлен, зачинщики схвачены, и среди них — наш Гурьев со своею валькирией. Девицу за ее жестокости приговорили к пяти сотням палочных ударов, чего, конечно же, она не выдержала, а Гурьев, как говорят, в исступлении бросился на губернатора, который присутствовал на экзекуции. Молва, желающая сделать его героем, сообщает, что он будто бы даже зацепил его высокопревосходительство отнятой у одного из казаков саблей, но я лично мало этому верю. Слишком уж сказочные подробности довелось мне услышать об этом Гурьеве касательно других его подвигов. Так что здесь надобно отличать зерна от плевел. Вы меня понимаете?
Невельской пожал плечами и ничего не ответил. Хозяин дома решил извиниться:
— Я, наверное, утомляю вас этой сказкой. Простите, коли длинная получилась.
— Напротив. Я бы желал узнать об этом человеке как можно больше.
— Ну-у, — протянул Машин, выпуская особенно густой клуб дыма, — я ведь уже предупредил, что все эти подробности могут быть вымыслом. Фантазия русского народа, знаете ли, неистощима. И почти всегда склонна к героическому.
— Не могли бы вы продолжить, Ростислав Григорьевич? Меня на судне дела ждут.
— Разумеется. Впрочем, я уже практически все рассказал. После нападения на губернатора этот наш Гурьев прошел сквозь палочный строй, но выжил. Попал на каторгу, бежал, ушел на восток. В районе Охотска был снова схвачен и приговорен к повешению. Перед самой казнью на город напала шайка таких же беглых, которые попутно с грабежом отбили приговоренного. Так он оказался у Гурия Васильева. На беду последнего, надо признать… Характер, в общем, изрядный. И крайне беспокойный. Хотя, должен заметить, у нас и без беглых каторжников злодейства хватает. К чему далеко ходить? Даже тут, в Петропавловске, народ временами друг дружку режет. Причем за самую мелочь — за сапоги, за колечко серебряное, за платок. Огорчительно, что из-за такой малости это происходит.
— Вы хотите сказать, что если бы они резали друг друга за приличный куш, вас бы это не огорчало?
Командир порта тяжело вздохнул и развел руками:
— По крайней мере, это было бы понятно.
— А мне и теперь понятно. Просто они очень бедны. Свободы же имеют несравненно больше, нежели их собратья в России. Отсюда и вседозволенность.
— А! — неожиданно расцвел хозяин дома. — Стало быть, вы понимаете, для чего мне понадобилось это представление на площади?! Иначе ведь их не удержишь. Нужна постоянная демонстрация власти.
— Я понимаю. И все же хочу просить вас об отмене казни. Человеколюбие требует от нас милосердного отношения к ближнему. Со своей же стороны могу предложить помощь в поимке злодеев.
Невельской не стал говорить, что после рассказа Машина заинтересовался беглыми каторжниками, напавшими на местных плотников, едва ли не в большей степени, чем бедолагой Юшиным. Любой из них знал об устье Амура несравненно больше всех здешних сотрудников Росийско-Американской компании вместе взятых. Оставалось только изловить хотя бы одного живым да попутно еще спасти заблудшую душу.
Выслушав предложение своего гостя, Машин даже замахал на него рукой:
— Вы что же, Геннадий Иванович, действительно решили, будто я собираюсь его повесить? Господь с вами! И в мыслях такого не было. Я ведь шутил! Вы неужели взаправду подумали, что мы здесь на такое способны?
— Вид у вас был самый решительный.
— Ну, простите меня, ради Бога! — Машин раскинул руки, словно приглашал своего гостя обняться, однако тот воздержался от подобной экзальтации.
— Раз уж судьба этого Юшина решена, — сказал Невельской, — позвольте мне взять его с собой на «Байкал». Обещаю вернуть его не позднее осени этого года.
— Да на что же он вам?
— Думаю, пригодится при встречах с тамошними гиляками. Сумел же договориться с камчатскими ительменами.
— Что правда, то правда, — помрачнел Машин. — И за это он должен понести соответственное наказание.
— Разумеется, понесет, — заверил Невельской командира порта. — Просто давайте отложим возмездие на осень. А пока пусть послужит Отечеству.
Машин задумался, опустив глаза в пол, а потом хитро сощурился:
— Что вы там говорили насчет поимки злодеев?
Он даже представить себе не мог, насколько его административная хватка в том блестящем виде, в каком она представлялась ему самому, совпадала с планами Невельского.