Невельской оглянулся в поисках виселицы или любого другого приспособления, с помощью коего мог быть исполнен варварский приговор, но на площади ничего такого не оказалось. Куда и зачем ведут Юшина под барабанный бой, оставалось неясным. Скоро обе процессии остановились, не дойдя до средины площади. Грохот утих, а перед осужденным выступила из толпы небольшая болезненного вида женщина. Гигант глубоко вздохнул и со стоном рухнул перед ней на колени. Толпа совершенно смолкла. На площади сделалось так тихо, что со стороны бухты долетел холодный и чужой крик чаек.
Женщина, застывшая перед Юшиным, не сводила взгляда с его лица. Тот морщился и не смотрел на нее в ответ, опустив голову, отчего на минуту у Невельского даже возникла мысль, что это она, а не командир Петропавловского порта решает участь преступника. Впрочем, взгляд ее выражал скорее печаль и обиду, нежели гнев. Толпа вокруг этих двоих, видимо, понимала происходящее. Никто не вмешивался. Все молча ждали конца этой необыкновенной сцены.
— Она, должно быть, его жена, — шепнул догадливый мичман Гроте. — Неужели ревнует к той инородке?.. Позабыл, как они тут называются…
— Ительмены, — так же шепотом подсказал товарищу мичман Гейсмар.
— Надо же, какие страсти. Прямо Шекспир…
— Отставить, — негромко, но твердо оборвал разговор Невельской.
Удивление мичмана Гроте было понятно ему. Предпочесть туземную девушку законной русской жене, да еще пойти ради нее на преступление казалось глупым и несоразмерным. Тем не менее он сознавал, что Камчатка — это особый мир, и привычным аршином тут ничего не измеришь.
Переведя взгляд на неподвижно стоявшего посреди толпы Машина, он пристально вгляделся в его лицо. Невельскому хотелось найти в нем следы сомнения. Он слишком хорошо помнил свое собственное безразличие к нижним чинам, приведшее матроса Завьялова в эти прекрасные, но абсолютно дикие и наверняка смертельно опасные места. Простое наказание, начавшееся с безделицы, потянуло за собой целый клубок последствий, сумма которых обратила дельного и полезного на любом корабле матроса в жалкое существо без тени каких бы то ни было прав. Теперь же под угрозой, вообще, стояла сама жизнь, и решение — забрать ее у человека или оставить — сосредоточилось в руках у одного командира порта.
Напряженная тишина на площади неожиданно нарушилась отдаленными возгласами и какой-то возней, поднявшейся на дальнем конце. Оттуда к молчаливой средине накатывала третья процессия. Несколько казаков тащили под руки то и дело запинавшегося человека в лохмотьях и с окровавленным лицом. На лбу у него зияла открытая рана. Правой рукой он прижимал к животу левую, лишенную кисти. Кровь щедро капала из нее в жирную грязь.
— Гурьевы! — закричал один из казаков, помогавших несчастному. — Людишки Гурьевы объявились!
Чем ближе придвигалась жуткая группа к средине площади, тем яснее видел Невельской, что рана на лбу страдальца была не просто раной — кто-то намеренно вырезал на живом человеке большую неровную букву «Г».
— Это клеймо у них такое, — сбивчиво объяснял командиру «Байкала» давешний чиновник на пути к дому Машина. — Кого не зарезали, тех клеймят.
— Зачем?
— Не могу знать, господин капитан-лейтенант. Много что разве догадку имею.
— Ну так поделитесь.
— Мне кажется, Геннадий Иванович, они мстят.
От удивления Невельской даже остановился.
— Мстят? Это за что же?
— Они ведь все каторжные, Гурьевы-то эти люди. Беглые каторжные. У каждого на лице клеймо. И не на одном лбу только. Там и на щеках, и на руках. Чтобы сразу видно было. Вот, мне кажется, они в отместку тоже решили народ метить. Но чаще, конечно, сразу режут. Мало кто от них уходил. Меченые, видимо, у них остаются. Вроде как собственность.
— А этот как же ушел?
— Наверняка сказать не могу, но думаю, — руку сам себе отхватил, за которую был привязан. Здешний народ Гурьевых людей крепко боится. Говорят, — понизил голос чиновник, — они людоеды. Впрочем, это одни слухи. Прежде этих татей здесь никто и не видел. Они впервые так близко подобрались. Про их изуверства раньше только из Охотска, да из Аяна сведения приходили. И то все больше на сказки похожие. Понятия не имею, как они сюда добрались. Неужели у них и корабль имеется?!
Корабля у пришлых каторжников не было. По словам спасенного жителя Петропавловска, лихие люди пришли на гиляцких лодках. При этом и сами они были одеты наподобие гиляков. Именно это обстоятельство позволило им застать врасплох двух местных плотников, надумавших порыбачить неподалеку на озере Котельном.
— Мы ж думали, они, как и мы, за молоканом пришли, — через силу рассказывал спасенный, пока ему туго бинтовали изувеченную руку. — Молокан на Котельном жирный… Хороший молокан… Встали там лагерем, потом глядим — с моря идут гиляки, лодки свои через перешеек тащат. Ну, думаем, подсобят. Улов хороший будет. А они, вон оказывается, по нашу душу… Федора сразу убили… Хороший был плотник…