Розалина снимает сливки

В конце концов, вопреки, а не благодаря уговорам Колина Тримпа, зал успокоился. Розалина вернулась к своему сердцу, которое приятно подрумянилось и не слишком потеряло форму.

Состояние спокойствия, как она его расценила, сбивало ее с толку. Обычно она слишком торопилась и паниковала, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг, но сейчас была тревожно восприимчива для отвлекающих факторов. Народная песенка, которую напевала себе под нос Джози. Беспокойный цокот неуместных на кухне туфель Клаудии. Нора, весело дающая продюсеру советы по выпечке, словно она ведет собственное шоу. И то, как под футболкой Гарри вздулись мышцы плеч, когда он вынимал противень из духовки.

– Что ты делаешь? – спросил Колин Тримп, едва не заставив его уронить булочки.

– Э-э, вынимаю кое-что из духовки.

– Скажи это так, будто ты не отвечаешь на вопрос.

– Ах, да. Прости. – Гарри сделал паузу и глубоко вздохнул. – Прямо сейчас я достаю кое-что из духовки.

– Не мог бы ты рассказать нам, – для человека с мягкими чертами лица Колин Тримп иногда мог звучать удивительно резко, – что именно ты вынимаешь из духовки?

– Булочки.

– Заново. Как будто ты не отвечаешь на вопрос. Можешь рассказать, для чего нужны булочки.

– Так вот, эти булочки я только что достал из духовки. И я буду из них делать камни. Потому что делаю каменную запруду из немецкого ржаного хлеба, потому что он похож на камни.

– А почему ты делаешь запруду?

– Потому что…

– Как будто ты не отвечаешь на вопрос.

Гарри сложил руки на столе и снова их выпрямил.

– Я подумал, – сказал он очень медленно, – что сделаю каменную запруду, потому что летом мы с мамой, папой и сестрами ездим в Сауфэнд и отводим ребятишек на каменную запруду. Я в этом не спец, но им нравится наблюдать за крабами. Поэтому я постараюсь сделать крабика. Или, может быть, красивую морскую звезду. А еще я готовлю хлебцы с соусом песто, который будет вместо водорослей.

– Спасибо, – сказал Колин Тримп с видимым облегчением.

– Без проблем, друг. – Облегчение на лице Гарри тоже было хорошо заметно.

Но после того как Колин отошел, Розалина заметила, что Гарри так и остался стоять у стойки, уставившись невидящим взглядом на свои хлебные камушки так, будто какая-то злая волшебница, одержимая хорошими баллами за ржаной хлеб, прокляла его на сотни лет без сна. Он не должен был ее волновать, ведь он даже не был ей другом, но он поддержал ее, когда она паниковала из-за телефона. А прошлым вечером ей… понравилось с ним разговаривать. Слушать рассказ о его семье и знать, что ей не нужно при этом защищать свою.

Кроме того, левому желудочку сердца требовалась еще пара минут, поэтому она подошла к нему.

– Все хорошо, друг? – спросила она.

Он повернулся к ней с кривой улыбкой.

– Я слишком часто так говорю, да?

– Да, но это… такой вот ты, разве нет? Я серьезно. Все в порядке?

– Вполне. – Он поднял предплечье ко лбу и убрал волосы, оставив полоску муки. – Эти интервью… так изматывают, да? Ведь когда что-то готовишь, обычно не озвучиваешь свои действия. Например, я делаю сэндвич и режу хлеб, чтобы у меня был хлеб для сэндвича. И при этом надо как следует держать нож, чтобы он не выскользнул и не отрезал тебе руку.

В этот момент голос Норы разнесся по бальному залу.

– А теперь, как вы можете видеть, – сказала она продюсеру, хотя у той даже не было камеры, – оно у меня хорошо поднялось. И, если хотите знать, все дело в замешивании. Мама учила меня держать дрожжи и соль по разные стороны миски. Я всегда так и делаю, и оно у меня всегда получается.

– Или, – продолжил за нее Гарри, – я не прав и это чепуха.

Розалина сжала его руку.

– Мне кажется, что Норе просто нравится рассказывать о выпечке.

– Я бы привык, но ведь они еще просят выразить свои чувства. Они такие: «Это напоминает тебе о детстве?» А я им: «Нет, друг, это же просто булочка».

Она засмеялась, в надежде, что он этого и добивался.

– Я тоже не люблю, когда просят выражать чувства по требованию. Но при выпечке тоже возникают чувства – ты вспоминаешь, когда или для кого ты пек.

– Да, это здорово. Но потом тебе говорят: «Испеки две дюжины пирожков», и батя такой: «Ты только взял да испортил пирожки и начинку», а я ему: «Знаю, но мне так сказали сделать». И, в целом, это напоминает мне о бате. Но по большей части о том, что он любит обычные пирожки.

Возможно, Гарри не любил разговаривать, но когда о чем-то говорил, видел мир простым и полным людей, которые ему были небезразличны. Розалине это нравилось больше, чем следовало. И она снова засмеялась, представив себе старого Гарри, который ворчит над пирожком.

– Эй, дружище, – он толкнул ее локтем, – хватит смеяться, это же моя родня.

В зале раздался вопль отчаяния. Рики встал на колени.

– О нет! Он испортился и взорвался!

В рациональном мире – том самом, в котором, похоже, жил Ален, – всем стоило бы это воспринять как своевременное напоминание, что пора заняться собственной выпечкой. Но вместо этого большая часть конкурсантов собралась вокруг духовки Рики, словно друзья Торина Дубощита у двери Одинокой Горы.