Рождение богатыря

И предводитель странников, сухонький, как лучина, и седой, как лунь, с поклоном подал Илье вырезанный из дерева ковш-уточку, до краёв наполненный душистым квасом. Участники всенародного игрища на муромском рынке наверняка узнали бы в старике того калику, что играючи справился с ненормальным быком.

Илья сделал из ковша первый глоток. Напиток, огненным комом скатившийся в желудок, напоминал квас лишь отдалённо. Горячая волна ручейками ринулась по жилам, наполняя мышцы невероятной силой и лёгкостью. От неожиданности крестьянин прямо-таки взвился в воздух со старого пня, приспособленного для сидения, да так и остался стоять. И только спустя несколько мгновений осознал, что впервые за тридцать с лишним лет чувствует, наконец, свои ноги. Причём, чувствует, как положено, неотъемлемой частью собственного организма, а не безжизненными и словно бы чужими колодами.

Во рту от волнения пересохло, и Илюша, не думая о том, что делает, отхлебнул из ковша ещё. Просторная крестьянская одежда затрещала по швам, разрываемая взбугрившимися мускулами, а босые ступни, такое ощущение, стали погружаться в землю под тяжестью собственного веса.

– Ну что, Илюшенька, – ласково спросил его слепой калика. – Поведай-ка, чувствуешь ли в себе перемену.

– Чувствую ли?! Да столько во мне силушки ныне, люди добрые, что будь здесь столб крепкий, врытый глубоко и надёжно, взялся бы я за него да матушку-землю и перевернул бы.

Илюшу настолько распирали эмоции и полученная сила, что он даже не заметил обращения по имени, которого за время беседы странникам не называл. А те переглянулись, и старший вновь взял слово.

– Испей-ко, Илья, квасу матушкиного и во третий раз.

С замиранием сердца сделал крестьянин третий, маленький и осторожный, глоток, ибо не представлял себе того, что может случиться дальше. По счастью, после испитого ушло ощущение той тяжести, что вдавливало в землю ступни, оставив весёлое бурление удалой молодецкой силы.

– А теперь, Илюша, что теперь чувствуешь? – обратился к крестьянину всё тот же слепец.

– Вполовину убавилось силушки давешней.

– Что ж, Илья, – вновь взял слово предводитель странников. – И без того нет тебе теперь равных по силе. Зато земля-матушка носить тебя сможет. А ты защищай её всею силушкой своей могучей, богатырь русский Илья Иванович.

И, словно в доказательство, лопнула на Илюше полотняная рубаха под напором раздувшихся мышц и бесформенной кучкой осела на землю.

Тепло попрощались калики с крестьянским сыном и отправились дальше бороздить свои неисповедимые пути. А он ещё стоял возле ворот и, глядя вослед странникам, всё катал во рту дразняще-терпкое «богатырь русский», не зная, что ему делать с новообретённым счастьем.

Впрочем, длилось это совсем недолго. Любовь к родителям и труду была заложена в родовой памяти, поэтому и решение пойти на дальнюю пашню было едва ли не первым пришедшим в голову чуть захмелевшего Ильи. Порывшись в сундуке и не найдя подходящей ныне по размеру рубахи, крестьянин отправился в путь в одних портках, непроизвольно поигрывая на ходу могучей мускулатурой. Солнечные зайчики весело отскакивали от широких плеч, а порты предательски трещали при каждом шаге, но пока держались.

В паре вёрст от Карачарова, родного села Ильи, крестьяне вели борьбу с лесом. Рождались дети, а старые пашни истощались и просили передышки, так что ради пропитания новые земли требовались постоянно. Вот и выходили жители сёл и деревень на опушки, топором и огнём тесня леших, мавок и чугайстырей в глубины леса. Только вырубкой деревьев да пожигом травы дело не ограничить. Самое сложное начиналось потом – освобождение верхнего, плодородного слоя земли от пней, глубоко пустивших могучие корневища, и повсеместно встречающихся замшелых валунов. А тут, помимо непомерных физических усилий, крестьянам порой предстояли и весьма неприятные встречи. И хорошо, если это были уже давно никого не пугавшие гадюки. Только вот помимо змей на свет могла выскочить и какая-нибудь внезапно разозлённая пробуждением нежить или нелюдь, порой весьма могучая, что оборачивалось серьёзными бедами. Но рты требовали хлебушка, и руки делали.

Родители не сразу признали в обнажённом по пояс богатыре, идущем через вырубку, собственного сына. Да и признав, долго не могли поверить в произошедшее, пока мать не бросилась к нему на грудь, по-бабьи причитая и заливая слезами пласты грудных мышц. Женщина уже и не чаяла когда-нибудь увидеть своего ребёнка здоровым и уверенно стоящим на ногах.

– Мам, бать, вы присядьте, закусите, – пробасил Илья, чувствуя некую неловкость. – А я пока полюшко наше почищу.

И всё ещё окончательно не пришедшие в себя родители с изумлением увидели, как Илюша, охватив руками широченный пень, без особых усилий выдернул его со всеми корнями и, отряхнув от налипших комьев земли, мощным броском зашвырнул колоду аккурат в протекающую недалече Суворощь. А затем и ещё несколько таких же. Внизу благодарно ухнул омутник, утащивший один из пней к себе на дно и сделав из него подобие трона.