Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования

«Именно их могли ощущать как недопускаемых к общению и опасных “нелюдей”, “полулюдей”. Иначе говоря, при этой гипотезе первое человеческое психологическое отношение – это не самосознание первобытной родовой общины, а отношение людей к своим близким животнообразным предкам и тем самым ощущение ими себя именно как людей, а не как членов своей общины. Лишь по мере вымирания и истребления палеоантропов та же психологическая схема стала распространяться на отношения между группами, общинами, племенами, а там и всякими иными общностями внутри единого биологического вида современных людей»178.

Правда, сам Поршнев не связывал прямо отношение «они» именно с контринтердикцией («интердикцией II»), во всяком случае нигде не говорил об этом, но проведенный нами анализ позволяет установить такую связь.

* * *

Как уже было сказано, большие скопления троглодитид и ранних гоминид возникали редко – этому препятствовала «тасующаяся» форма стадности. Но они все же могли возникать, например, в таких местах, где было особенно много пищи (вокруг трупа крупного зверя), или там, где популяция искала убежища от стихии, прежде всего, на время сна (в большой пещере). В таких ситуациях рефлекс одинаково диктует всем особям однотипное поведение – либо пищевое, либо сон, и для «трудного состояния» места не остается; насытившись же или пробудившись, особи вновь разбредались мелкими группами. Однако, опасность возникновения фатальных ситуаций, исходящая от имитативно-интердиктивного комплекса, была слишком велика, и скопление подчиненных ему в своем поведении особей увеличивало эту опасность прямо пропорционально своему размеру. В этом случае, как мы уже знаем, негативному развитию ситуации были призваны воспрепятствовать групповые аутостимуляции. До нас дошли их следы в виде обработанного камня, но это не исключает, что такого рода моторная активность могла проявляться и по-другому. Почему бы, например, не предположить, что совместное пение, танцы, групповые игры берут начало в коллективных звуковых и моторных имитациях, имевших исключительно физиологический смысл контринтердиктивного предотвращения у собравшихся вместе особей возможности развития иной реакции? К такому выводу подводят взгляды британского психолога-эволюциониста Робина Данбара, по всей видимости, ничего не слышавшего об интердикции, но на основе эмпирических знаний хорошо осведомленного о том сильнейшем стрессе, который вызывает значительное скопление незнакомцев у попадающих в их среду приматов, включая человека179.

Когда в популяции палеоантропов начали появляться большелобые особи, почти лишенные шерсти, отношение к ним могло быть таким же, какое наблюдается у других животных к уродам своего вида (например, альбиносам): их изгоняли, и они были вынуждены держаться изолированно, в стороне от основной массы сородичей, при этом не отдаляясь от них совсем. Учитывая общую дисперсность вида, новый подвид не сразу был оттеснен к границе ареала обитания, но когда это, наконец, произошло, процесс образования нового вида ускорился. О скрещивании палеоантропов и неоантропов на этом этапе их отношений, похоже, речи идти еще не могло:

«Как показали этологи, подчас едва выраженные морфологические отличия становятся интенсивным фактором половой изоляции, т.е. делают невозможным скрещивание и тем самым устраняют всякую гибридизацию, которая способствовала бы элиминации и растворению нового признака, напротив, поднимают его на уровень видового отличия»180.

Впрочем, есть некоторые основания полагать, что генетическая мутация, приведшая к появлению неоантропов, имеет доминантный характер; это значит, что отсутствие препон для скрещивания палеоантропов с неоантропами привело бы не к «элиминации и растворению нового признака», а к скорейшему вырождению самих палеоантропов. В любом случае половая изоляция, обеспечиваемая животными мутантам своего вида, не лишена биологической разумности и вполне соответствует инстинкту сохранения вида.