Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования

Здесь важно отметить, что речь не может идти об обыгрывании в ритуале мнимой ситуации: для того чтобы мнить ситуацию, она прежде должна «удвоиться», обрести знак, она должна «проговариваться» в действии или слове, вслух или мысленно, как это можно наблюдать в детских играх. При этом должен «удвоиться» и стать обозначающим ситуацию «знаком» сам человек, а для этого еще раньше сама ситуация должна стать его знаком. К тому времени, когда ритуал действительно становится мнимой ситуацией, он уже начинает отмирать: он уже отрефлектирован – на его основе сложился миф, и как таковой ритуал перестал быть органической потребностью человека – разве только как подкрепление мифологического сознания (впрочем, когда никакого другого сознания нет, этот фактор имеет крайне важное значение). Но изначально ритуал являлся необходимой реакцией на физиологически «трудную» ситуацию, превращением ее в «знаковую» путем подставления под нее «денотата» (собственно ритуального действия) и тем самым – прекращением разрушительного для нервной системы физиологического действия. Другими словами, физиологически вредное действие ритуал заменял (и тем самым отменял) социальным действием.

Как можно было заметить, отношения знака и денотата в ритуальном (суггестивном) общении выглядят перевернутыми: изначально знак – не ритуал, как и денотат – не изображаемая им ситуация; наоборот – ритуалом неоантроп отзывается на «знаковую» ситуацию, предписывающую ритуальное действие, которое подводится под нее. Если мы понаблюдаем за маленькими детьми, едва начавшими осваивать речь, то обнаружим, что у них слово не обозначает знакомый предмет, а как будто узнается в самом предмете и произносится как автоматическая реакция на него; таким образом можно сказать, что у двухлеток не слово обозначает предмет, а предмет обозначает слово. Это происходит оттого, что в элементарной дипластии сдваиваемые элементы равнозначны, их еще просто невозможно противопоставить друг другу в качестве «знака» и «денотата», и говорить о значении здесь, строго говоря, не верно: слово само еще ничего не значит, но оно – неотделимый атрибут своего денотата и только поэтому способно послужить ему заменой.

Предположим, что несколько неоантропов стали случайными свидетелями (зрителями) одного и того же события, или даже разных по месту и времени, но одинаковых по сюжету событий, которые стали для них интердиктивным сигналом. В этом случае одно и то же изображение, один и тот же сюжет, хотя и, вероятно, рассматриваемый с разных точек наблюдения, должен играть для них одинаковую компенсаторную функцию. Но то что для каждого в отдельности могло служить лишь контринтердиктивной аутостимуляцией, внутри группы становится суггестивной практикой – ритуалом. Отныне «зритель» навязчивого эйдетического образа транслирует этот образ для другого, и тот в свою очередь становился зрителем уже вполне осязаемого актерского образа, с которым в ритуале он получает возможность вступать в актерский диалог, возвращая облекшийся в плоть образ первому актеру и заодно подключая к действию других зрителей. Все зрители ритуала одновременно его участники, и если мы предпочитаем говорить о «зрителях», а не об «участниках», то только потому, что само участие в ритуале, по нашему мнению, предпринимается, чтобы его лицезреть и всячески ощущать, а актерская игра – лишь создающий такую возможность инструмент. Именно визуальное наблюдение ритуала его участниками избавляло их от навязчивого эйдетического фантома. Но при этом и одного наблюдения со стороны было бы недостаточно: зрителю важно быть участником, а значит и актером, так как именно участие в ритуале обеспечивает ему ощущение общности («мы»), «единую универсальную эмоцию»220, без которой ритуал не работает.

В этом подходе с особой отчетливостью проступает момент, характерный в целом для всех наших набросков: прежде чем начать оперировать знаками, иметь возможность мнить ситуацию и обрести способность к рефлексии, человек сам должен стать знаком, дипластией, одновременно исполняющим ритуал актером и его зрителем. Но еще прежде он может быть только одним из элементов знака, поскольку элементы дипластии в ритуальном действии разделены между его участниками и реальной знаковой ситуацией, и лишь подчиняя себе реальность – объединяясь во всеобщем действии, участники могут сложить их в знак.

Эскиз 4. Жертвоприношение