Рождение командира

Полковник Макаров при неосторожном движении профессора охнул и застонал.

— Ну, ну, — сказал профессор. — Я же аккуратно. Я тоже чувствительный человек и могу дать вам отдохнуть. Но что надо, я сделаю, сколько бы вы ни упрашивали…

Карташову этот капризный тон все еще казался неуместным, но потом он сообразил, что слова профессора, очевидно, говорятся им, чтобы скрыть настоящее, очень трудное положение больного. «Уж если после иссечения видны эти синие пятна омертвелой ткани, значит — что же?.. Значит, не спасет он Егора?»

Рана, освобожденная от тампонов, была глубока. На дне ее лежал толстый белый жгут.

— Седалищный нерв, — с профессиональным выражением мастера сказал профессор.

«Чего он радуется? — неприязненно подумал полковник Карташов. — Им бы только свои научные задачи решать, их и не трогает, что человек умирает. И какой нужный человек, товарищ, бескорыстный, преданный…»

— Месяца три будете чувствовать этот нервик, разбередили мы его вам, товарищ полковник. Но… — профессор выпрямился и протянул руку к операционной сестре за марлей, — но ничего иного… — он вытер марлей полость раны, и Макаров вздрагивал при каждом прикосновении, — ничего иного сделать было невозможно.

— Месяца три? — спросил полковник Карташов. — Значит?.. Значит, он поправится?

— А вы как думали? — все так же капризно, но теперь необыкновенно привлекательным для полковника тоном сказал профессор. — Если вы научились воевать, то ведь и мы кое-чему научились… Видите — ткани мягкие, как пух! Как пух! — повторил он, надавливая пальцами выше и ниже раны. — Процесс остановился. Дайте мне сульфидин, сестра! Да не та-ак! Почему бы не насыпать его в перечницу и сыпать так, как вы сыплете перец в тарелку? Кулинарией легче заниматься, чем медициной, не правда ли?

И полковник, и врач с бачками — оба улыбнулись и посмотрели на сестру, молодую смущенную девушку; профессор мог острить, как хотел, — все было хорошо.

Когда профессор стал вынимать марлевый тампон с другой стороны бедра, где было небольшое входное отверстие, Макаров очень устал. Он лежал весь серый, с запавшими глазами, и нога его, согнутая в колене, мелко-мелко дрожала.

— Целый час с вами вожусь, — сказал профессор. — Покажите язык! — и стал ворчать, что язык у Макарова сухой.

На второй, стоявший в операционной стол клали молодого, только что привезенного бойца с таким же ранением, как у Макарова. Быстро наложив свежую марлю на рану полковника, профессор обернулся к бойцу, осмотрел его рану, велел показать язык и возмущенно сказал Макарову:

— Вот у него язык мокрый, а у вас сухой! Это ни на что не похоже! Правда, ему двадцать пять, а вам сорок пять! Дайте мне двадцать пять лет, и я покажу вам, как воевать и любить девочек!

Хирург медсанбата уже забинтовывал ногу Макарова.

— Дайте ему отдохнуть, — сказал профессор и снова обернулся к бойцу.

Сестра осторожно уложила ногу полковника на стол, покрыла его одеялом и отошла.

И сразу полковник Карташов услышал глухие выстрелы немецких пушек со стороны фронта, отдаленный свист снаряда и разрыв. Звуки стрельбы немецкой и нашей артиллерии и раньше были слышны, но он отодвигал их и, как и во время работы у себя за столом, не слышал ничего, могущего помешать ему.

Макаров высвободил руку и тронул ею руку Карташова, стоявшего рядом с ним у стола, на котором он лежал.

— Ты бы сказал мне, как у нас дела, — сказал он раздраженно, — как моя артиллерия? А то прошу, прошу Веретенникова, а он отделывается двумя словами, думает — повредит. А мне вредно не знать. Мне вредно, что я отстаю от вас, вот что вредно!..

— Ну, Егор, тут уже ничего не поделаешь, — весело сказал полковник Карташов. — Придется нам справляться без тебя, а твоя задача теперь — вылечиться хорошенько и быстрей на фронт.

— Ну, быстрей-то едва ли выйдет. А я, пожалуй, от безделья там с ума сойду. Проснулся сегодня ночью, думал, думал… Пожалуй, пора нам забрать на конную тягу и подтянуть все пушки, пока не развезло окончательно. Вам самое главное — не ослаблять темпа наступления. А в самую распутицу будете тракторами помогать вытаскивать.

— Так ведь как мы с тобой планировали, так и сделаем, Егор.

Санитар подошел с носилками и поставил их на пол рядом со столом.

— Ну, спасибо тебе, дружище, — сказал Макаров. — Спасибо за все. — Карташов взглянул удивленно, и Макаров это заметил. — Вот профессора скоро доставили. Лиза говорит, что не поторопились, забыли меня. А я знаю, сколько дел у каждого. Излишними сожалениями ты мне все равно не помог бы. Но я был спокоен, зная, что ты все сделаешь и за себя, и за меня. Да ты ведь и меня не забывал, дружище… Ничего, в общем, выходит — поспеваем, не опаздываем.