Он посмотрел на меня волком, лицо стало неприятным, почти прорычал, как волк:
— Я москвич, скотина, сам ты рязанец…
— А где жил?
— На Донского, — ответил он с нажимом. — Возле метро.
— Ух ты, — восхитился я. — А я на Скобелевской!.. Ты в Северном Бутово, а я в Южном. Соседи!..
— Сейчас я тебя по-соседски, — пообещал он, — немножко убью…
— За что?
— За оскорбление… Ишь, рязанец!
— Все мы в руке Аллаха, — ответил я. — Слушай, раз уж мы земляки, скажи своим, что мы тоже за царя, за веру и Отечество. В смысле, за халифат. Хотя и за деньги. Пусть уберут вон оттуда с вершинки пулемет, что за серым и пятнистым камнем.
Он широко улыбнулся.
— Дорогу нужно держать под прицелом. А стрелять или не стрелять — другое дело. Но вообще-то можете ехать…
Его молчаливый напарник, что, как и Левченко, помалкивал, только рассматривал в бинокль наш грузовик, вдруг сказал радостно:
— Шурале, у них там женщина!.. Очень красивая!..
Блондин сказал заинтересованно:
— Да?.. А ну-ка..
Он выдернул из его руки бинокль и всмотрелся очень внимательно.
— В самом деле… Какая гордая красота… Это кто?
— Моя жена, — ответил я.
Он посмотрел на меня внимательно, покачал головой.
— Врешь…
Араб заговорил быстро и зло, затем махнул рукой, побежал обратно к своим. Там боевики заговорили между собой, вскинули над головами оружие.
Блондин сказал с сочувствием:
— Мы вас пропустим, но женщину придется оставить. Видишь, народ против. А глас народа — глас Божий.
Я пробормотал:
— Не понял… У вас что, демократия?
— Первобытно-общинная, — уточнил он. — Даже коммунизм. Правда, пещерный. Но такой искренний… Скажи своим, женщина пусть отойдет в сторону.
Я поинтересовался:
— А тот снайпер, что вон между теми двумя камнями на самой вершине, рядом с пулеметчиком, он держит на прицеле меня или женщину?
Он широко ухмыльнулся.
— Заметил? Набью обоим морды, чтобы в следующий раз маскировались лучше. Распустились, никак к дисциплине не приучу… Тебя, конечно, на прицеле. А женщину зачем?.. Или она такая же туристка, как и ты?
— Зачем вам женщина? — спросил я.
Он с интересом всмотрелся в мое лицо.
— Ты же знаешь… Почему спрашиваешь?.. Действительно, с какой целью… странно… Вон сколько горячих парней, уже неделю без баб… Будь реалистом… мир бывает жесток и грязен… но приятен…
Я сказал негромко:
— Куц, давай.
Он насторожился, сказал быстро:
— Что?..
— Не дашь в морду снайперу, — сообщил я. — Хотя и мне хочется…
Со стороны его лагеря раздалась стрельба. Он бросил руку к кобуре, но застыл, мой пистолет, что появился в моей руке с непостижимой скоростью, уже смотрит ему прямо в лоб.
Он замер, затем медленно выдохнул и убрал пальцы от кобуры.
— Ну ты и ганфайтер…
Левченко с автоматом в руках ринулся к месту схватки, но выстрелы утихли раньше, чем он добежал.
Иван сказал зло:
— Там было двенадцать человек, сволочи вы все… Неужели сумели? Вы кто?
Я с силой ударил его рукоятью пистолета по зубам и тут же снова взял на прицел.
— Ты как разговариваешь?
Он закашлялся разбитым ртом, прижал ладонью разбитые губы, кровь часто-часто закапала между пальцами.
— За… что?
— За хамство, — пояснил я.
— Ты что… интеллигент хренов?
— Я интеллигент, — согласился я, — а вот ты хренов. Хочешь, и остальные зубы выбью?.. Распустился на югах. Где культура белого человека? Бремя белых нужно нести достойно, как завещал великий Редьярд!.. А не женщин насиловать, да еще против их желания!
Он проговорил зло, взгляд обещает немедленную смерть:
— Я тебе что, араб?.. С белым мог бы и повежливее.
— Аллах не различает цвет кожи, — напомнил я, — а душа у тебя черная. Ладно, хоть ты и земляк, но разве не все люди на свете земляки? Аллах не видит разницы.
Он сказал в недоумении:
— Ты какой-то слишком грамотный… И какого хрена здесь?
— Иди к гуриям, — сказал я, но почему-то это прозвучало, как будто послал к черту. — Это был твой личный отряд?
— Мой, — ответил он зло. — Полгода подбирал, учил, готовил этих тупых чурок, отсеивал, выгонял слабых… Остались настоящие львы! А вы их, сволочи, так просто…
— А у меня овцы, — сообщил я. — Всего четверо. Но зубатые овцы. Осторожно вытащи пистолет, роняй на землю и отступи.
Он буркнул:
— Ага, турист… бабушке своей скажи.
Когда отступил на три шага, я носком ботинка отшвырнул в сторону, кивнул в направлении его боевиков:
— Топай туда.
— В спину выстрелишь? — спросил он равнодушно.
— Без отряда и жизнь не мила? — поинтересовался я. — Другой соберешь. Еще и похвалят, что все погибли, а ты выжил.
— Ты смотри, — буркнул он. — Я тебя все равно найду, гад.
Издали видно, что все целы, кроме Затопека, тот охраняет грузовик, а боевики убиты все, за исключением толстого араба, который приходил с красавцем Иваном.
Он сидит, раненный в ногу, зло сверкает глазами, Ингрид держит его на прицеле. Думаю, он уже не так рвется обладать этой красивой женщиной… Хотя кто знает, эти питекантропы такие непонятные…
Куцардис и Челубей спокойно взяли на прицел Ивана, а я рявкнул арабу:
— Имя, звание?
Араб прошипел ругательство, я с силой пнул его в раненую ногу. Он застонал, скрипнул зубами, начал было подниматься, но нога подломилась, рухнул на землю.