– Конечно, – согласилась Мара. – Все равно народ еще спит.
Вскоре гаитянка зашла на кухню, запустив внутрь свежий и чуть влажный воздух. На ее волосах поблескивали мелкие морские брызги, щеки разрумянились.
– Я ведь так и не поблагодарила вас за подарок, – Мара покрутила запястьем с часами. – Они чудесные. Чай или кофе?
– Кофе, – кивнула Селия. – Черный, без сахара. А открытку ты нашла?
– Да… – замялась девочка, загружая кофеварку. – За нее тоже спасибо, хотя с ней все плохо кончилось.
И она рассказала Селии душераздирающую историю о торжестве идиотизма над здравым смыслом. Однако та в ответ не стала осуждать или разводить поучительные сентенции, а только сочувственно поджала губы и протянула:
– Досталось тебе, наверное, от Эдлунда… Не переживай, все быстро забудется. Он отходчивый. К тому же это Линдхольм, вот увидишь: уже через неделю кто-то выкинет очередной фокус, и про тебя не вспомнят.
– Хорошо, что он нас не отчислил.
– Смеешься? – Селия подняла бровь. – Он в жизни никого не отчислил. Ни он, ни его отец. В мире слишком мало перевертышей, чтобы их вот так запросто отчислять.
– Правда?
– Только умоляю, не говори, что я тебе это сказала. Время от времени он вспоминает, что директор, и пытается казаться суровым. А Вукович – переживет. Ее нетрудно перепутать с убийцей.
Мара рассмеялась. Беззаботность Селии была заразной.
– Слушай, я вообще-то хотела попрощаться, – огорошила девочку мисс Айвана. – Отец плохо себя чувствует, такая перемена климата в его возрасте дает о себе знать. Он, конечно, дико заинтересован твоим происхождением, они проводили тесты вместе с Ларсом, но так ничего нового и не выяснили. Действительно, в твоей ДНК обнаружили ген зимнего и летнего перевертыша. То есть отец у тебя точно зимний. Но я вот подумала: с чего ты решила, что это Коркмаз? Ведь папа говорил, что ты метис.
– Ну да. То есть у меня родители разных национальностей?
– Да нет же, – тряхнула головой Селия. – Коркмаз – турок, он тоже европеоид, как и твоя мама. Тут другое, надо искать монголоида или американоида…
– Американоида? Разве есть такая раса?
– Конечно! Доказано, что американские индейцы не имеют отношения к монголоидам.
– То есть мой отец может быть индейцем? – Мара сразу подумала про Джо: было бы здорово и очень киношно, если бы он вдруг оказался ее братом.
Но она тут же отбросила эту мысль. Ведь Билл Маквайан был летним и не учился на Линдхольме. А жаль. Отец-полицейский, такой суровый и сильный… Мара вздохнула и налила гостье кофе.
– Ага, – кивнула Селия, прихлебывая горячий напиток. – Или китайцем. Или кем-нибудь из тех, что живут у вас в Сибири. Якуты, ханты… Я плохо разбираюсь. Так что, если соберешься взламывать библиотеку в мое отсутствие, ищи среди них.
Мара не собиралась. Напротив, она была исполнена решимости стать образцово-показательной ученицей, чтобы завоевать утраченное доверие Вукович. И тогда, под ее покровительством, можно будет, наконец, раскопать что-то новое.
Поэтому Мара рьяно взялась за поручения миссис Чанг. Им с Джо и Брин пришлось пропустить праздничное утреннее барбекю и корриду. И хотя Нанду приволок несколько чуть теплых сосисок, а из окна третьего этажа можно было увидеть часть тренировочного поля, на котором носился профессор Лобо в облике устрашающего черного быка, и даже заметно было, как величественно лоснится на солнце его шкура, ощущения были уже не те. Вообще-то тотемом профессора был волк, но, будучи истинным испанцем, только он мог показать гостям, что такое коррида.
К вечеру гости разъехались, отбыли и Мартин Айвана с Селией. Остров теперь казался непривычно пустым и брошенным, как фантик от конфеты. К слову, именно эти фантики, а также обрывки гирлянд, бумажные серпантины и прочее наследие праздника ученики дружно собирали весь следующий день. Нанду ворчал, что в его родных фавелах есть улочки почище, чем тренировочное поле Линдхольма.
Маре повезло: наказание освобождало ее от тотальной уборки. Джо с самого утра пропадал в библиотеке, а Брин, брезгливо морщась, нацепила старую спецовку с брызгами побелки, здоровенные пластиковые очки, кепку и направилась к Густаву. Мисс Вукович тоже позаботилась о том, чтобы Мара прочувствовала всю глубину своего проступка. Вооружившись пухлыми папками, они обосновались в одном из пустующих классов.
Хорватка превратила доску в гигантскую таблицу, пытаясь распределить кучу дисциплин между курсами, учитывая пожелания каждого из учителей. Плюс были еще разные нюансы. Например, между днями с биологией и астрономией надо было обязательно оставлять один свободный, чтобы студенты успели сделать задание. А ведь еще факультативы и тренировки!