Рождение Мары

Из маяка выводят Селию, ее руки связаны за спиной, в шею уткнулся пистолет. Следом – ее отец. Он испуганно озирается по сторонам, идет с трудом, согнувшись. Завернут в одеяло. Что-то пытается крикнуть Эдлунду… Не разобрать – слишком высоко. Круг, снижение…

– Прости, я не знал! – кричит профессор Айвана.

Но Эдлунд молчит, баюкая рыдающую Вукович. Вдруг хорватка замечает Селию, вырывается, как кошка, очки летят на землю:

– Я убью тебя, дрянь! Убью! Я достану тебя и вырву глаза, разгрызу глотку и буду смотреть, как ты захлебываешься в крови!

И эта женщина – завуч Линдхольма?! Мужчина из Совета, видимо, думает о том же: он подозрительно смотрит на Вукович, и Эдлунд тянет ее назад.

– Найджел, Юми, уведите детей, – бросает директор.

Педагоги неумолимо гонят стайку учеников к главному зданию. Пантера обнюхивает пристань.

– Найдите ее! Вдруг она еще жива? Ей нужна помощь! – кричит Вукович людям из Совета.

– Шансов почти нет, – низкий голос мужчины перекрывает шум мотора. – И погодные условия не позволяют. Наш агент с тотемом моржа прибудет на поиски тела…

Женщина в форме незаметно толкает его локтем.

– Спасательная операция начнется завтра, – поправляет она. – Мы просветили воду прожектором… Простите, сегодня мы сделали все, что могли.

Вукович бросается в маяк. Никто не мешает ей: убийца уже на лодке.

Мара подлетает к окну, к тому самому распахнутому окну, из которого выпала некоторое время назад. Садится на подоконник, сложив крылья. Так тихо здесь теперь, так спокойно… Как будто ничего и не было. Только темнеют капли крови на полу.

Все стены в надписях, сердечках. Непрерывная вязь слов, признаний, планов. Мечты разных поколений сплелись в единую сеть.

Дверь, скрипнув, пропускает Вукович. Бедная! На ней же лица нет! Без очков, распухшие, мокрые глаза, из груди рвутся прерывистые вздохи. То ли рыдания, то ли лающий кашель.

– Ларс, нашел время летать! – сказала она, обессиленно опустившись на колени.

Мара вспорхнула внутрь, тряхнула головой, прикрыла глаза, вернула облик. И сразу стало так холодно и неуютно.

– Мисс Вукович, это я!

– Что?! Но как… Откуда… Нет, скажи, что это правда! О, боже! Мара! – Хорватка кинулась к ней, заботливо завернула в свое пальто, стиснула, прижала к себе и разразилась новой порцией рыданий: – Я думала, ты… Как же так могло?.. Господи, ты жива! Ты цела!

Тонкие пальцы судорожно ощупывали лицо Мары, как будто она могла вот-вот исчезнуть.

– Это действительно я, – поморщилась девочка. – Кажется, я выяснила, кто моя мать. Инира Нанук. Потом я проглотила волос Эдлунда, чтобы трансформироваться, наверное, от стресса его тотем…

– Нет-нет, – замотала головой Вукович. – Все дело в другом. Это все эксперимент… Нет, разговоры потом. Нет времени. Кто-то видел, как ты взлетела?

– Нет… Не думаю… Вам бы сразу сказали.

– Не надо, чтобы кто-то знал. Срочно перевоплощайся, лети вниз и жди меня на камнях, с другой стороны от причала. Я все проверю и позабочусь, чтобы никого не было рядом.

Мара кивнула, настроилась. Было непривычно освобождать разум и представлять природу, но все же вышло. Жар, холод – и снова крылья. Взлетела, ринулась вниз. Какое все-таки удовольствие – лететь! И никакого страха – только щемящее чувство детского восторга.

Она вцепилась когтями в мокрую скалу, поворачивая головой то в одну, то в другую сторону. Нелегко приспособиться к птичьему углу обзора. Вукович появилась с большим шерстяным одеялом и охапкой одежды.

– Густав сейчас по моей просьбе меняет лампу в холле. Остальные на обеде. Никого не должно быть. Трансформируйся.

Мара послушно вернула человеческий облик.

– Одевайся, – велела хорватка. – Вот так. А теперь лезь в воду.

– Что?! Она же ледяная!

– И возможно, ты после этого заболеешь. Так будет даже правдоподобнее. Лезь.

Девочка присела на корточки, тронула пальцами негостеприимное море. Руку обожгло холодом.

– Но, мисс Вукович…

– Мы теряем время! – Женщина снова нацепила очки, превратившись в строгого завуча.

Мара вздохнула и прыгнула. Иначе она бы не осилила это жуткое зимнее купание. Напоролась ногой на камень, хотела вскрикнуть, но изо рта вырвался только хрип. Дыхание перехватило, грудь сдавило тисками.

– Да… чтоб… тебя… – Дрожа, она шептала самые забористые ругательства, которые помнила из детского дома.

– Я этого не слышала, – сказала Вукович. – И не забудь голову намочить.

Мозги будто заскрипели от холода, изо рта рвался пар. Мокрая одежда отяжелела, гирей тянула на дно.

– Достаточно… – Голос хорватки пробивался сквозь стук зубов.

Как робот, который только учится управлять конечностями, Мара вылезла наружу, царапая руки о камни. Морская соль тут же въедалась в раны, причиняя боль.

– Царапины даже правдоподобнее, – кивала женщина, вместо того чтобы посочувствовать.

Вукович завернула ее в одеяло, растерла и повела в главное здание. Девочку трясло, она едва соображала.

– Ларс, Мара жива, – торопливо сообщила женщина в телефон. – Пусть Полин готовит горячую ванну. И постель – ей лучше ночь провести в палате. Да, сильных повреждений нет. Я догадалась. Скажешь сам.