– Над-д-до сказ-з-зат-т-т-ь Бр-р-р-рин! – с трудом проговорила Мара.
– У меня только номер Торду. Брин все равно сейчас в истерике.
– К-к-к-как в-в-в-вы?
– Не понимаю, о чем ты. Алло, Фернанду? Я сейчас веду Мару к мадам Венсан. Да, жива. Не кричи ты! Скажи Брин. Нет, навестить ее пока нельзя. Я сообщу.
Из трубки еще доносились вопли парня, когда Вукович сбросила звонок.
– Слушай внимательно, – шепнула она Маре. – Потому что внутри нас может кто-то услышать. Природа задумала тебя зимней, и, родись ты у Иниры, ты была бы такой. Но Лена нарушила все естественные процессы, и ты появилась на свет летом. Положение солнца…
– Хотите сказать, у меня теперь обе способности? – опешила Мара, забыв про холод.
– По-видимому… – Вукович хмурилась и остервенело грызла нижнюю губу.
– И если я превратилась в орла, то мой отец?..
– Эдлунд. Да, я думаю, он.
Мара отшатнулась. Выходит, ее чуть не убили из-за какого-то наследства?! И ее отец все это время был так близко? Что он скажет теперь? Что подумает? Как его называть? Не получится же долго избегать встречи. Что ж, зато она была плодом любви, пусть и в такой странной форме.
– Это должно быть в строжайшем секрете, – продолжила Вукович. – Нет-нет, Ларсу мы, конечно, расскажем. Но нельзя, чтобы узнали в Совете. Не сейчас.
– Почему? Разве это что-то плохое? – Мара с трудом приходила в себя.
– Твой случай – уникальный. Я знаю их. Они заберут тебя, будут изучать, не дадут спокойно жить. Начнется целая серия экспериментов над эмбрионами… Сначала ты должна вырасти и повзрослеть. Потом решишь сама, но не теперь.
– А про то, что Эдлунд – мой отец, тоже нельзя рассказывать?
– Решайте это с ним. Уверена, он поддержит тебя. А сейчас мы должны придумать логичное объяснение тому факту, что ты выжила. Шансов было мало, но они были. В Совете зацепятся и будут копать. Я поговорю с Густавом. Завтра мы должны убедить людей, что ты просто упала в воду и выжила. Отвести любые подозрения. Учитывая скалистый берег Линдхольма, это будет непросто.
Одеяло почти не грело. Брови, одежда Мары – все покрывалось инеем. Отходить она начала лишь в холле: там было тепло, и реакция ребят отвлекла ее от ноющих костей. Все перешептывались:
– Она жива?
– Как это возможно?
– Разве ее не сжег дракон?
– Мара, дорогая! – кинулась к ней синьора Коломбо. – Мы думали, что больше не увидим тебя!
– Не сейчас, Франческа, прошу тебя, – строго вмешалась Вукович. – Ей нужен врач.
– Я сварю тебе горячего шоколада! – кричала вслед повариха. – И сделаю большой сэндвич с грудинкой!
– Ксюша, прости, я взяла твою куртку… Она в воде. – Мара остановилась, заметив Пичугину. – Забирай пока мою, но я куплю тебе новую, честно.
– Да ничего страшного, – ответила та.
– Потом, потом, – хорватка тащила Мару наверх.
Девочку уложили в горячую ванну с апельсиновым и хвойным маслом, ее кожа порозовела, закоченевшие пальцы ног согрелись и разогнулись. От блаженства она едва не уснула прямо там, но мадам Венсан велела вылезать, выдала теплую фланелевую пижаму, носки из овечьей шерсти и отвела в кровать, около которой уже стоял поднос с дивным густым горячим шоколадом и пышным сэндвичем.
Мара уютно устроилась под одеялом и набила рот волшебным угощением. Когда она слизала с тарелки последние крошки и капли расплавленного сыра, в палату вошли Эдлунд и Вукович.
– Ну как ты? – обеспокоенно спросил профессор.
Он будто постарел лет на десять: морщины стали глубже, лицо осунулось. И выглядел он неуверенным.
– В норме, – кивнула Мара, вытерев рот тыльной стороной ладони.
– Я должен кое-что тебе сказать… – Эдлунд мялся у порога и с трудом подбирал слова: – Ну, возможно, это тебя напугает, но… Я проанализировал некоторые данные… И если мы рассудим логически, то единственным вариантом, при котором мог получиться межрасовый метис… Я не хочу тебя обидеть, просто с научной точки зрения…
– Ларс, говори прямо, – прервала Вукович его реверансы.
– Я полагаю, что твоя мать – Инира Нанук, а отец – я, – и он в нерешительности замолчал.
– Да вы что?! Правда? – Мара попыталась изобразить удивление.
Профессор подозрительно взглянул на нее.
– Ты знала… – протянул он и перевел взгляд на Вукович: – Вы обе знали! Мила, зачем тогда ты заставила меня…
– Ты должен был сказать сам, – хорватка довольно улыбалась. – Это по-мужски.
– Значит, Мара, ты уже успела обо всем подумать, – подытожил Эдлунд. – И, наверное, обсудить с друзьями.
– Нет, они ничего не знают. Пока, – пожала плечами Мара. – И я могу ничего не говорить, если хотите. Но за сверхмощный процессор в голове Брин не отвечаю.
– Да я не об этом! – с досадой отмахнулся Эдлунд. – Я сам готов повесить плакат у главного входа и сделать рассылку всем выпускникам Линдхольма. Я хочу услышать, что ты об этом думаешь… Наверное, злишься на меня? Что я не догадался сразу, позволил Селии обмануть себя… Моя вина, что ты оказалась в интернате. Из-за моих экспериментов тебе пришлось расти без семьи, ты не знала, кто ты… Не представляю, что ты чувствуешь!
Мара молчала, профессор не выдержал и шарахнул кулаком по стене, заставив склянки на столе мадам Венсан звонко вздрогнуть.