– Грабят часто?– поинтересовался Михаил, оглядывая дом, состоящий из двух небольших комнатушек и нечто вроде кухни отгороженной большой печкой – внутри избы, на окнах, в углах и расщелинах крышки погреба, белел слой изморози.
– Да почти каждый год… замучили гады. У нас и брать-то нечего. Мы же тут хороших вещей не оставляем, все равно украдут. Здесь все старое, что от бабушки осталось, посуда, мебель, телогрейки вон ношенные-переношенные висят. И все равно находят, что брать. Последний раз все лопаты, грабли, вилы и прочий сельхозинвентарь позабирали, сволочи,– возмущаясь Вика, попутно снимая сапоги, чтобы переобуться в старенькие видимо еще бабушкины валенки.
– Мой батя говорит, что с этим невозможно бороться. Воровство будет всегда, ибо всегда будут появляться на свет люди падкие на чужое. Я ведь с родителями тоже до того как получить благоустроенную квартиру жил в доме без удобств, с сортиром на улице, огородом и погребом. Тот дом нам тоже от деда по материнской линии достался. А отца родная деревня в знаменитом торфяном пожаре 1972 года целиком сгорела. Вот этот материнский дом мы тоже сейчас как дачу используем. Дом вроде вашего, маленький и чуть живой, его сносить и новый строить надо, да где денег взять. Так вот, до дома того вроде совсем рядом, только через железную дорогу перейти. Мы там часто бываем, огород сажаем, и дом как можем поддерживаем. В общем, на недели даже зимой не реже двух раз там бываем, и все одно залезают и грабят. И тоже вроде особо брать нечего. А у вас-то тут и не живет никто. Представляю, какое здесь в зиму для бомжей раздолье, вон сколько пустых домов и в любой заходи…
– На, одень, теплее будет… это еще дедовы валенки,– Вика откуда то из за печки достала и протягивала Михаилу большие, поеденные мышами серые валенки.
– Спасибо, не откажусь, колодрыга однако, такое впечатление, что в доме холоднее чем на улице. Давай скорее печку затапливать. Где, говоришь, у вас тут дрова, уголь?– Михаил в деле «разжигания очага» по-мужски взял инициативу на себя.
– Сейчас Миш, пойдем покажу. Дрова вот, на веранде, а уголь в сарае, на вот ключ, там же и ведро для угля. А я пока в подпол слазаю посмотрю, как там наша картошка да соленья-варенья сохранились. Вообще-то у нас погреб зимой не промерзает…– не переставая тараторила Вика, входя в роль хозяйки.
Сняв куртку и обрядившись в телогрейку, с мыслью, что надо как можно скорее затопить печь и поднять температуру в доме, чтобы ничто не могло помешать их первой совместной ночи, Михаил вышел из избы. Обозревая внутренний двор, он увидел, что помимо сарая здесь же имелась небольшая, чуть покосившаяся банька, занесенная снегом едва не по самые оконца. У Михаила вдруг возникла шальная идея: а что если протопить и ее? Набрав ведро угля и попутно снега в валенки, Михаил вернулся в дом. Пока Вика в погребе обследовала состояние картошки, банок с вареньем и засоленных с лета огурцов, он с третьей попытки затопил-таки печь, впрочем, напустив немало дыма, так что пришлось даже приоткрыть дверь, чтобы от него избавиться. Про баню Михаил решил пока не говорить, отложив это на попозже, когда в доме потеплеет, и Вика несколько разомлеет, расслабится.
Уголь горел хорошо, и вслед за первым ведром пришлось идти за вторым, но уже через пару часов внутри дома можно было находиться без верхней одежды. Вика осталась в свитере и тесно облегавших ее брюках. Приготовив обед из привезенных с собой суповых пакетов, отварной картошки, колбасы и открыв банку соленых огурцов, она пригласила к столу Михаила. Не Бог весть какой получился обед, но Михаилу он показался невероятно вкусным. Он нахваливал все, и «пакетный» суп, и соленые огурцы, и черничное варенье. Вика смеялась и делала вид, что верит в его искренность, но сама невольно млела от комплиментов, взглядов и близости Михаила… Второе ведро угля уже настолько раскалило печь, что стало даже жарковато. Поев Михаил начал слегка шалить, она в ответ тоже. Все это переросло в некое подобие возни с обязательным задеванием друг дружки, с его стороны хватаний, с ее вроде бы увертываний, заканчивающимися разнообразными объятиями с поцелуями, при этом его руки всякий раз, вроде бы невзначай, касались ее «красноречиво» обтянутых свитером и брюками округлостей. Вика притворно сердилась, при этом, не сдерживая довольных улыбок. В конце концов, сопротивление девушки настолько ослабело, что Михаил притянул ее к себе так, что одновременно ощутил мякоть едва ли не всего, что у нее скрывалось под одеждой, и зашептал на ушко:
– Викуль, у вас баня функционирует?
– Да…– так же шепотом, будто кто-то их мог подслушать, отвечала Вика.
– Может, протопим?– со значением, но еще тише прошептал Михаил.
– Зачем… ты что грязный?– вновь сделала вид, что не поняла намека Вика, но не сдержалась и выдала себя лукавой улыбкой.
– Да нет… но вообще-то я по субботам обычно моюсь, когда к родителям приезжаю. А ты когда?– продолжал шептать Михаил, не больно прихватывая губами мочку ее ушка.