Однако, как мы видели, существовали значительные различия между индивидуальными воззрениями Фридмена или Стиглера на социально-экономическую политику и более общей неолиберальной политической философией радикального рыночного индивидуализма, которую проповедовали Фридрих Хайек или Институт экономических дел. Чисто технические решения и в первую очередь критическая составляющая монетаризма, экономическая теория регулирования Стиглера или теория общественного выбора Бьюкенена, Таллока и Гэри Беккера выделялись на общем фоне широкого общерыночного подхода к государственной политике, который разделяли многие из перечисленных авторов. Поэтому некоторые теоретические выводы этих неолиберальных учёных можно рассматривать вне связи с тем, как они видели их практическое применение. Весьма возможно, лучше отделять важные пункты критики управления спросом, регулирования и бюрократического управления от конкретных политических рекомендаций её авторов и последователей. Политический успех Тэтчер и Рейгана способствовал распространению прорыночной идеологии. Широкое признание этой неолиберальной теологии принесло с собой целый ряд новых проблем, особенно в плане неолиберального сочетания экономической и политической свободы и превознесения рынка как высшего поприща человеческой деятельности, прогресса и экономического роста. Одержимость рынком исказила представление о государственной сфере и вгрызлась в самое её основание; как мы увидим, это имело важные последствия для социальной политики[737]
.Несмотря на все изменения, которые политика Лейбористской и Демократической партий претерпела в 1970-е годы, нет сомнения, что избрание Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана существенно изменило политический и экономический ландшафт. То, что могло бы остаться скромными коррективами государственной макроэкономической политики, дополненными некоторыми нужными микроэкономическими реформами, превратилось в мощное движение к новой политической культуре под эгидой господства свободного рынка. Но именно эта увлечённость и создала культуру, чреватую финансовыми бедствиями 2007–2010 гг. Возведение рынка почти на уровень божества было явлением, которое не следует считать плодом некоего генерального плана, принадлежавшего правительствам или политическим лидерам. Напротив, пространство, внутри которого могла проводиться и распространяться рыночная стратегия, было успешно и удачно выторговано с помощью рецессий и войн, — Фолклендской войны 1982 г. между тэтчеровской Англией и военной хунтой Аргентины и незаконного вторжения Рейгана в Гренаду в 1983 г. Равным образом, электоральные успехи Рейгана и Тэтчер не состоялись бы, если бы этому не способствовала относительная политическая и теоретическая слабость «либеральных» и демократических левых в 1980-х годах. Задним числом и друзья, и враги ссылаются на некую идеологически цельную программу, которая никогда не существовала. Эта точка зрения присутствует в мемуарах участников тогдашних событий и в упрощённом виде распространяется журналистами и комментаторами[738]
. Так или иначе, в 1984 г. тенденция к радикализации английской и американской политики наметилась уже со всей очевидностью, поскольку и Рейган, и Тэтчер были избраны повторно и получили существенно больше голосов. Неолиберальные идеи — свободный рынок, дерегулирование, низкие налоги, ограниченное правление, гибкие рынки труда — возобладали окончательно.