Рождение неолиберальной политики

Если пик влиятельности австрийской школы и группы учёных из Лондонской школы экономики пришёлся на 1940-е годы, то в 1950–1960-х годах наиболее влиятельной группой в плане развития трансатлантической неолиберальной политики была, вероятно, чикагская школа экономической теории[231]. На самом деле существовало две чикагских школы, состоявших из экономического факультета и экономистов, которые получили там образование: первая относится к межвоенному периоду, а вторая возникла после 1946 г. и складывалась в течение 1950–1960-х годов. Различие между ними больше темпоральное, чем доктринальное, хотя некоторые заметные расхождения в плане методологии действительно имели место. Первую школу в 1920–1930-е годы возглавляли Фрэнк Найт, Джейкоб Вайнер, Ллойд Минтс и Генри Саймонс[232]. В отличие от своих интеллектуальных потомков эти мыслители отдавали предпочтение чистой экономической теории с упором на неоклассический маржинализм Маршалла. «Маржиналистскую революцию», кодифицированную кембриджским учителем Кейнса Альфредом Маршаллом, почти одновременно начали французский математический экономист Леон Вальрс, итальянский инженер и экономист Вильфредо Парето и английский логик и экономист Уильям Стенли Джевонс. Суть её состояла в том, что потребители максимизируют свою пользу, соразмеряя потребление с ценами нужных им товаров согласно рациональному порядку предпочтений. Эта концепция оказала глубокое влияние на экономическую теорию в целом и стала главным принципом ранней чикагской доктрины.

Однако точно классифицировать позицию чикагской школы оказалось трудно даже тем, кто в ней учился и преподавал. Согласно одному из светил второй школы, Джорджу Стиглеру (он получил докторскую степень в Чикаго, но пришёл преподавать на экономический факультет из Колумбийского университета в 1958 г.), «точность термина «чикагская школа» всегда была обратно пропорциональна широте его содержания. Ведущие представители школы конца 1930-х годов — люди очень разные: Найт — отвлечённый философ и теоретик почти марксистского толка; Вайнер старательно избегал любого догматизма; Минтс усердно занимался историей денег и больше ни на что не отвлекался; Саймонс был утопистом. Никто из них не имел склонности к подсчётам и вычислениям, и вдобавок — как это вообще свойственно профессиональным экономистам — никто (за исключением Вайнера) не допускал и мысли, что он понимает экономическую жизнь недостаточно или неправильно»[233].

Язвительное замечание Стиглера, пожалуй, действительно, по его словам, применимое к экономистам в целом, позволяет передать ту интеллектуальную уверенность, исходившую от Великих озёр[234]. Значение этих ранних чикагских экономистов для развития неолиберальной мысли заключалась в том, что они учили ведущих представителей второй чикагской школы, — Фридмена, Аарона Директора, Стиглера, Гэри Беккера, Рональда Коуза (который начинал карьеру в ЛШЭ вместе с Хайеком и Роббинсом) и Эдварда Леви[235]. Эти последние создали напористую прорыночную исследовательскую программу, а она сочеталась с маркетинговым талантом, свойственным ряду самых известных публичных интеллектуалов послевоенной Америки. Этот промоутерский талант нашёл отражение в том обстоятельстве, что Фридмен, Стиглер, Коуз и Беккер получили Нобелевскую премию по экономике.