Рождение неолиберальной политики

Наконец, проникновение чикагской теории в различные политические сферы в США привело в 1960-х годах к возникновению теории общественного выбора и концепций рационального выбора. Оба направления базировались на наработках неоклассических экономистов и, в частности, рассматривали индивида как рационального максимизатора полезности. Критики неолиберализма — такие, например, как Наоми Кляйн, Дэвид Гарви и Эндрю Глин, — вообще были склонны считать, что неолиберализм представляет собой не более чем отражение доминирования неоклассической экономической доктрины[229]. Действительно, во многих известных публикациях неолиберальных экономистов — ориентировались ли они на Леона Вальраса, Альфреда Маршалла или Кеннета Эрроу — рациональные индивиды, максимизирующие полезность в рамках модели общего равновесия, присутствуют как нечто само собой разумеющееся. Неолибералы обычно не задавались вопросом, как можно было бы доказать такие неоклассические модели и работают ли они. Вместо этого теории рационального и общественного выбора просто приняли в качестве допущения полезность модели рационального агента, которая составляла основу неоклассических разработок, а затем применили эти разработки к ещё не затронутым сферам политики, регулирования и государственного управления. Эти новые подходы развивались как внутри чикагской школы, в виде, например, предложенной Джорджем Стиглером концепции захвата регуляторов, так и вне её, — Уильямом Райкером в университете Рочестера и его последователями из политологической школы рационального выбора. Те же самые тенденции характерны для Джеймса Бьюкенена, который получил докторскую степень по экономике под руководством Фридмена в Чикагском университете, и для Гордона Таллока, тоже учившегося в Чикаго; оба они потом стали лидерами виргинской школы общественного выбора. Это важное взаимодействие распространило предполагаемый объяснительный потенциал неолиберальной мысли на те новые значительные сферы, которые ранее не были предметом внимания экономистов. Поэтому работа этих ключевых экономистов, формально не принадлежавших чикагской школе, тоже принципиально важна для правильного понимания развития трансатлантической неолиберальной политики.

Во многих из этих событий и явлений послевоенного периода центральную роль играл Милтон Фридмен. Наряду с Хайеком он стал самым значительным деятелем и теоретиком неолиберализма, а также возглавил чикагскую экономическую школу (правда, как мы увидим, этих школ было по меньшей мере две). Идеи Милтона Фридмена, высказанные им публично и в частном порядке, являют собой детальную картину того, как научные дискуссии вокруг разных неолиберальных концепций кристаллизовались в целостную и убедительную программу политической и экономической реформы. Анализ работы Фридмена и той роли, которую играли в Чикаго в 1950-е годы другие важные фигуры, — шурин Фридмена Аарон Директор, Стиглер, Эдвард Леви, Коуз и сам Хайек, — помогает понять, как неолиберализм срастался с учёными кругами в США.

Значение отдельных мыслителей, конечно, не подлежит сомнению. Но не менее важен тот дух сотрудничества, который различные неолиберальные группы внесли в трансатлантические дискуссии, происходившие на междисциплинарном, международном и межконтинентальном уровне. Это был не просто проект, задуманный одним или несколькими учёными, и ни один представитель неолиберализма не может считаться канонической фигурой[230]. Тем не менее более чёткое и энергичное продвижение идей свободного рынка и дерегулирования, инициированное чикагской и виргинской школами, начало брать верх над менее радикальными и решительными соображениями о роли рынка, которые доминировали в Европе и в Чикаго до 1950 г. В этой более энергичной позиции, по всей видимости, отразилось и то обстоятельство, что американцев после войны занимали одни проблемы, а европейцев другие. В США на первом плане стояли такие вопросы, как расовая политика, антикоммунизм и обязанности единственной в своём роде сверхдержавы. Европейцы больше всего думали об экономическом возрождении и ликвидации последствий войны. Фридмен и его коллеги считали себя полноправными участниками общественной дискуссии о роли США в мире и об экономической свободе внутри страны; видимо, они в какой-то мере даже ощущали себя главными действующими лицами в идеологической холодной войне.

Две чикагские школы: Генри Саймонс, Милтон Фридмен и неолиберализм