Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции

^*Борис Прозоров: Если в первом варианте Сталкер был жесточайшим человеком, чудовищем, то в итоге он персонаж сомневающийся, бесконечно рефлексирующий, ищущий. На мой взгляд, Сталкер поменялся знаками с Писателем. Они произносили почти те же самые тексты, но поменялись своими сущностями. От этого кардинально поменялся и смысл фильма.

Тот фильм, на котором я работал, и та картина, которую я увидел через полтора года, — это абсолютно разные вещи. Фабула сохранилась, фильм не очень изменился визуально, но смысл его поменялся очень сильно. Абсолютно поменялись знаки, акценты и смыслы. Сталкер стал полной своей противоположностью по сравнению с тем, каким он был в первоначальном варианте. Это стало совершенно другое кино. Я, надо сказать, когда посмотрел «Сталкер» впервые, просто пришел в ярость. Это было кино абсолютно про другое. И только потом я смог его оценить.

Тридцатого мая 1979 года состоялось заседание худсовета «Мосфильма» для определения группы по оплате фильма «Сталкер». На этот раз в отсутствие режиссера и он, и его работа получили самые высокие оценки[537].

Через несколько дней был просмотр «Сталкера» для прокатчиков, и я постарался туда проникнуть. Просмотр состоялся в Третьем просмотровом зале «Мосфильма». Прокатчики — вальяжные, уверенные в себе мужчины — явно чувствовали себя хозяевами кинематографической жизни. Они, не стесняясь, громко разговаривали между собой, обменивались анекдотами, раскатисто хохотали. Тарковский задержался, и они шутили, что режиссер не хочет смотреть свой фильм. Но когда он пришел, посерьезнели и умолкли. Тарковский не стал ничего говорить, а сразу велел показывать картину. Кроме прокатчиков в зале было еще несколько человек, имеющих непосредственное отношение к «Сталкеру».

Во время просмотра прокатчики молчали, во второй половине фильма стали вздыхать и кряхтеть. Один из них на пороге «Комнаты исполнения желаний» даже засопел, задремав. Его толкнули в бок, он проснулся. Тарковского они явно раздражали. Когда фильм закончился и зажегся свет, воцарилась пауза. Молчал Тарковский, молчали прокатчики. Потом один из них сказал: «Тяжело смотрится. Особенно начало. Фактически, действие начинается где-то в четвертой части. Фильм длинноват. Нельзя ли сделать его короче? Минут на двадцать-тридцать».

Тарковский, потративший массу времени и сил на то, чтобы сделать фильм на двадцать минут длиннее, повернувшись к говорившему, сказал: «Вы там разберитесь с Ермашом, чего вы хотите. То вам слишком, коротко, то слишком длинно. Я вам не мальчик бегать туда-сюда. Начало фильма должно быть более скучным и неинтересным, чем сам фильм, чтобы люди, случайно пришедшие не на свое кино, имели возможность уйти из зала до того, как начнутся основные события фильма».

Воцарилась тишина. Ошеломленный таким заявлением прокатчик не сразу ответил: «Я… собственно… сказал… с точки зрения зрителя…» — «Меня интересует мнение только трех зрителей, — отрезал Тарковский. — Фамилия первого — Брессон, второго — Бергман, третьего — Бунюэль». После этого он вышел из зала. Прокатчики посмотрели друг на друга, один из них пожал плечами, и они стали вставать. Когда мы вышли из зала, Тарковского в коридоре уже не было. Прокатчики молча пошли прочь.

После еще одного просмотра я был свидетелем того, как в ответ на предложение чиновника, ведавшего кинофестивалями, послать «Сталкер» на фестиваль в Сан-Себастьян Тарковский желчно ответил: «А почему туда, а не в Кологрив или в Бердичев? Я поеду только в Венецию или в Канн».

Среди документов, относящихся к этому периоду, имеется «объяснительная записка» к анализу технико-экономических показателей картины, написанная ее директором Александрой Тимофеевной Демидовой. Привожу несколько фрагментов из нее.