Рождение волшебницы

В неловком положении затекли ноги, беспокойно было на сердце. Послышалась грузная поступь. Медведь заглянул в короб, где утеснилась Золотинка, и без единого слова снова задвинул крышку. Она плохо представляла, где они идут, и только понимала, что Поглум сначала нес, а потом опустил ящик на землю.

— Сяду на пенек, съем пирожок! — дрожащим голосом произнес медведь.

Понятно, что Золотинка отвечала шепотом, ведь это было их внутреннее, семейное дело, оно никак не касалась шнырявших по темнице сторожей.

— Высоко сижу, далеко гляжу! Вижу! Вижу! Не садись на пенек, не ешь пирожок. Неси в караульню!

Поглум прыснул прямо над крышкой. Можно было представить, как он перекосил морду, пытаясь удержаться от смеха… И захохотал во все горло. Так, наверное, и сел задом посреди прохода, хлопая себя по ляжкам.

— Чего он? — в подавляющие раскаты Поглума затесался голос тюремщика.

Да кто посмеет потребовать у медведя отчета?! Он мучительно затихал, переливая в своей уемистой утробе последние булькающие всхлипы. После чего прихватил короб и потопал. И вот Золотинка почувствовала, что они поднимаются по лестнице навстречу звенящему лаю. Короб заскрежетал днищем по полу — собачий лай обнимал Золотинку со всех сторон. Зык толкал короб, наскакивая на него грудью и лапами.

Это значило, между прочим, что Поглум уже удалился. И следовало предполагать, что людей в караульне нет. Золотинка не стала осматриваться, опасаясь прежде времени приподнять крышку. Она приготовила хотенчик и с удовлетворением убедилась, что рогулька ведет себя настойчиво и живо, нисколько не обеспокоенная соседством исходящего злобой зверя. Но, может статься, хотенчик вел бы себя совсем по-другому, если бы имел возможность предугадать ожидающие его испытания.

Когда сторожевой пес, терзаясь в удушливом лае, вновь заскочил на короб, весь его сотрясая, Золотинка приподняла плетеный покров головой и сунула в щель рогульку, которая тотчас же выскользнула. Чтобы хотенчик далеко не улетел, нужно было придержать его за повод — она и это предусмотрела. Едва выпустив своего лазутчика, она пригнулась, отчего крышка под лапами Зыка сразу же возвратилась на место.

Зык отскочил, лай оборвался, как захлопнулся. Произошло то, чего и следовало ожидать: обнаружив рвущуюся на привязи рогульку, Зык цапнул ее пастью и замолк, захваченный необыкновенными ощущениями.

Если правильны были первоначальные предположения, хотенчик и Зык должны были замкнуться друг на друге. Очутившись в собачьей пасти, хотенчик скоро перестанет вырываться, он быстро проникнется собачьим естеством и собачьими вожделениями… Кусать! Кусать и терзать! Вот истинная страсть сторожевого пса. Но страстное желание это исполнено! Зык закусил хотенчика и тем исполнил свое высшее жизненное предназначение!

Золотинка приподняла крышку и прямо перед собой увидела черную морду: между желтеющих клыков застряла рогулька, с нее стекала и капала слюна. Поблизости зверь оказался так велик, что тупая его голова возвышалась над сидящей Золотинкой, а несуразно длинное туловище протянулось чуть ли не на полсторожки. И едва она выпрямилась во весь рост, как Зык бросился на нее и внезапным наскоком опрокинул вместе с коробом наземь — Золотинка грохнулась.

На счастье, ее не видели из подземелья — Поглум не забыл прикрыть ворота. Улица за стенами караульни куролесила, там бушевал праздник. Золотинка выпала из короба удачно — откатилась к очагу, куда не пускала собаку цепь. И тут уже поднялась, вполне невредимая. Не расставаясь с хотенчиком, пес молча громыхал цепью, пытаясь наскочить на девушку.

Она получила возможность осмотреться хотя бы бегло. Возле притухшего очага простой непокрытый стол, весь в липкий пятнах и мокрых полукружиях, среди объедков валялись игральные кости. Крошечное окно с решеткой, пыльное и мутное. У стены составлены и навалены щиты, шлемы, бердыши. И тут же среди боевого железа ведро с помоями. В простенке у двери висели плащи и шляпы. Очень кстати. Золотинка выбрала поношенный кожаный плащ с капюшоном, полагая, что этого, похуже, может быть, не сразу хватятся, завязала под горлом тесемки и двинулась на Зыка.

Жутковатый это был миг: пес хрипел, вставая на цепи дыбом, и даже не в полный свой рост, наискось к полу, он был выше человека. Но Золотинка не дрогнула. Прикрывшись полой плаща, головой вперед, она ринулась на сшибку и повалила вздыбленную собаку на пол. Несколько мгновений хватило ей, чтобы отомкнуть и откинуть смотровое оконце. Тут она приняла удар спиной, но устояла, и пока, пригнувшись под капюшоном грубой толстой кожи, возилась с дверным засовом, пес толкал ее лапами и тюкал мордой, в которой жестко торчал перекошенный хотенчик. Но дверь уж была открыта.