Рождение волшебницы

Нисколько как будто внешне не изменившийся за два года Лжевидохин — да и куда там еще меняться при такой-то дряхлости! — разглядывал пигалика сквозь круглое стеклышко, которое держал против глаза. Однако это был не тот Видохин, которого Золотинка помнила среди склянок. Встрепанные патлы над ушами, без которых трудно было представить себе старого ученого, выражали собой не беспокойство издерганной мысли, а нечто иное — то самое, вероятно, что выражало и смятое морщинами лицо, которое сложилось недобро и холодно, с каким-то кривым прищуром. Просторная шуба с широким воротником живо напомнила Золотинке прежнюю, видохинскую, с ее жженными пятнами и многолетним салом… эта была разве что поновее.

Тот Видохин разил кислыми запахами немытых склянок. От этого несло волнующим дурманом волшебного камня. Едва переступив порог, Золотинка учуяла Сорокон. Она услышала его, как слышат и узнают некогда хорошо знакомый, но забытый в разлуке голос.

Нельзя было угадать, где именно запрятан камень, но, верно, уж на той стороне преграды, за решеткой, недоступный никаким ухищрениям своей былой владелицы. Чего-чего, а этой простой предосторожности — решетки — Золотинка не ожидала. Нетрудно было бы смирить собак, опередить уродливых тугодумов. Можно было бы провести Ананью — даже это! — но железные прутья решетки…

— Наслышан, — закряхтел оборотень, опуская глазное стекло. — Наслышан. Мне тут шепнули на ушко, что ты и есть Золотинка. — Он распустил дряблый слюнявый рот, скорчив насмешливую рожу.

— Ни в коем случае, — отвечала Золотинка, даже не вздрогнув. — Предположение лестное, но вынужден отклонить эту честь.

— Мы проверим, — кивнул оборотень, не меняя издевательского выражения.

— Да уж знаю, как вы проверяете, — буркнула Золотинка словно бы в сторону, но вполне отчетливо. Она держалась с той естественной для пигаликов свободой, которая происходит от не совсем ясного понимания общественных перегородок и условностей человеческого общества. — Потому я и пришел, великий государь, что проверки эти… дорого нам дались, пигаликам. Вины на нас нет, государь. Я пытался объяснить это вашему человеку по имени Ананья. Я уже проверен, — продолжала Золотинка. — Я был в блуждающем дворце под Межибожем — чего уж больше.

— То есть? — настороженно возразил Лжевидохин. — Не вижу связи.

— Едва ли вам неизвестно, — поклонилась Золотинка, — что всякий оборотень, попав в блуждающий дворец, тотчас возвращается к собственному естеству.

Из этого правила — «всякий» — имелось весьма существенное исключение, Золотинке хорошо известное. Лжевидохин же, как догадалась она, нетвердо знал и самое правило.

Да и застывшая рожа Ананьи подсказывала, что затейники эти немного знали по существу. Не многим больше того, что можно извлечь из бредней бродячих проповедников, которых подвергали и кнуту, и дыбе.

— Ваши лазутчики, несомненно, видели меня в Межибожском дворце, где я нашел Паракон и хотенчик. Меня видели, а не Золотинку. Тут и говорить не приходится. На моих глазах во дворец влетела ворона, она обратилась тотчас же, едва коснулась пола, в шуструю, пронырливую девицу по имени Селина. — Не поворотившись, Лжевидохин покосился на Ананью, и всеведущий человечек неприметно кивнул: да, Селина. — Трудно понять, чем руководствовалась княгиня, с чего она взяла, что я и есть Золотинка. Это смелое предположение. Наконец, — продолжала Золотинка все более мягко и ласково, — есть еще одно обстоятельство, я, кажется, упустил его в беседе с многоуважаемым господином Ананьей… — Она поклонилась и в его сторону. — Это обстоятельство, смею думать, снимает с меня последние подозрения. В блуждающих дворцах, государь, коварство бессильно, злой умысел обращается против того, кто взлелеял черную мысль. Это доказано. Коли ты вошел во дворец, будь любезен, храни свои помыслы в чистоте и воздерживайся от дурного. Теперь это знает последний оборванец в Словании. — Тут Золотинка опустила глаза на свои собственные замызганные штаны и черные, немытые ноги. — Если я вынес из блуждающего дворца волшебный камень и хотенчик — уже неживой! — то без задней мысли, государь. Иначе я просто ничего бы не вынес. Каменные своды обрушились бы на меня в тот самый миг, когда бы я измыслил зло: вот я заберу волшебный камень и хотенчик, которые дворец неведомо для чего мне подсунул. Вот я последую дальше, и другой хотенчик, который всучила мне опять же неведомо для чего узница Республики Золотинка, отведет меня в Слованскую столицу к коту-сообщнику. А тот уж своим ходом доставит подарки великому государю в Попеляны в то самое время, когда государь обрушит свой гнев на ослушников… И от этого, мол, произойдут известные мне заранее последствия, и очнется давно уже вмерзший в горы Смок, чтобы лететь в Слованию. И начнется, мол, светопреставление.