Рождение звука

Ее давно преследовала мысль, что мы сами накликаем свою гибель. Кто-то – в мгновенья наивысшего страдания. Кто-то – в великой радости и любви, осознавая, что вот он, предел восторга, и никогда более такого не изведать. После долгих лет охоты по самым гнусным кабакам, заигрываний со всяким отребьем в бильярдных Митци почувствовала, что на ее порог, напялив на нос очки, взошла смерть.

Она вышла из акустического колодца в коридор, поднялась по лестнице и открыла дверь.

Этот человек – или его брат-близнец – был ей знаком. Он тоже ошарашенно смотрел на Митци из-под очков; его лицо застыло.

Перед ней стоял человек из телевизора, тот маньяк, который похитил Блаш Джентри.

Блаш узнала лицо в телефоне Фостера, только не могла вспомнить имя. Чтобы хоть как-то помочь, дала ему список местных специалистов-шумовиков. Все это был наследственный бизнес, трудившийся на поприще озвучки шума в кино испокон веку. А еще она раскрыла секрет, как попасть в «комнату страха», чтобы он мог свободно выходить и возвращаться.

Фостер, не желая оставаться в долгу, тоже решил быть полезным: отодрал ошметки сантехнической ленты с кресел дряхлого «Доджа», художественно намотал ей на запястья и лодыжки, да еще и пообтрепал концы ленты, чтобы выглядело так, будто их перегрызли.

Они прикатили в Голливуд вдвоем, как семейная парочка, живущая за городом. Фостер высадил Блаш из машины за несколько кварталов от места, где проходили массовые похороны, у котлована – раньше тут стоял кинотеатр «Долби». Босоногая и в одном лишь белье от «Виктория сикрет» – почти самом лучшем из своего гардероба, – Блаш чмокнула его и попрощалась. За недели, проведенные вместе, она несколько раз подстригла Фостера. А он мыл ее волосы. Волосы сыграли роль предварительных ласк, и в «комнате страха» случился секс. Ну такой, чтобы время скоротать. Нечего делать? Займемся сексом! Ничего интересного по телику? Займемся сексом!

В общем, секс как проявление стокгольмского синдрома, вот только оставалось неясным, кто кого держал в заложниках.

Итак, простившись с Фостером нежным поцелуем, Блаш заковыляла к толпе скорбящих, навстречу славе. А Фостер надел последнюю оставшуюся в чемодане свежую сорочку и лучший галстук. Как же кстати пришелся чемодан, который он собрал много месяцев назад для полета в Денвер!.. Со списком в руке он прошелся по студиям. Вход в «Айвз Фоли артс» располагался на узенькой улочке, можно сказать в подворотне, и не было здесь больше ничего, кроме черного входа в какой-то азиатский ресторанчик да на склад автомобильных покрышек. Припарковаться удалось только между мусорными контейнерами. К бетонной стене была прикручена вывеска: «Айвз Фоли артс». Буквы на вывеске отслаивались, а какой-то козел замалевал половину надписи краской из баллончика.

Фостер с трудом нащупал на дверной раме кнопку звонка и нажал, однако изнутри звуков не донеслось. Да и неудивительно: здание выглядело бетонным монолитом – до сих пор было видно текстуру деревянной опалубки, хоть и построили его уже давно. Фостер снова надавил кнопку, и за дверью снова ничто не шелохнулось.

Мусорные контейнеры, между которыми одиноко приткнулся «Додж», источали ужасную вонь, и все же Фостер в третий раз надавил кнопку звонка большим пальцем.

И женский голос отозвался:

– Да?

Голос прозвучал откуда-то сверху, Фостер поднял голову и увидел камеру, установленную над дверью. Он огладил галстук ладонью и сказал, глядя в камеру:

– Мне нужна запись крика. Говорят, вам нет равных.

Ответа не прозвучало, шагов не раздалось. Наконец, послышался грохот засовов, мощные ригели ушли в стену, зазвенели цепочки, и дверь распахнулась.

В обрамлении двери возникла женщина. На вид под тридцать, блондинка, однако волосы чуть темнее, чем он ожидал. Если не та, что похитила Люсинду, то ее родная сестра. Фостеру показалось, что женщина вздрогнула. Глаза распахнулись, сверкнули стиснутые зубы. Спустя неловкую паузу она протянула руку:

– Здравствуйте.

Сколько всего было пересмотрено в даркнете, но к этому он не был готов. Хрупкая беременная женщина, причем на большом сроке. На шее висели наушники, длинный шнур от них волочился позади.

В руках взыграла ярость, кипевшая уже давно. Пальцы зачесались желанием сжечь живьем, заживо содрать шкуру с той, что увела дочь. Фостер мог бы задушить ее прямо в дверях, размозжив череп ударом кулака. Но это желание вспыхнуло лишь на мгновение. Выглядела она такой же миниатюрной, как и девочка на видео с камер охраны, что увела его Люсинду. Поэтому он пожал и отпустил ее руку, а вслух сказал:

– Меня зовут… Я – Гейтс Фостер.

– Приятно познакомиться, – сказала женщина в дверях. – Я – Митци Айвз.