Видео с мобильных телефонов, снятые в кинотеатре «Долби» в ночь вручения «Оскара», звучали жиденько и пискляво. Не сравнить с оригиналом записи Джимми. Так, грубая подделка. На экране рядком сидели сверкающие знаменитости – сидели, запрокинув головы и раззявив рты в визжащем хоре, словно воющие псы. Некоторые из них стояли, напряженно выгнув шеи и скаля зубы. Люди визжали, а вокруг сыпались обломки, и все закончилось тем, что бетонная стена на заднем плане рухнула, захлестнув всех, будто приливная волна.
Митци включила другое видео; там тоже выл хор, запрокинув лица. Она нажала на паузу, растянула изображение до краев экрана и вгляделась в перекошенные лица. Рты раскрылись так, что подбородки упирались в грудь, губы растянулись в тонкие белые струны. И никто даже не пригнулся, не попытался уклониться от осколков ламп и кирпичных обломков, градом сыпавшихся отовсюду. Сколько она отсмотрела таких видео – не сосчитать. Митци твердо решила: надежда умирает последней, шансы упускать нельзя.
В одной записи на экране металась кричащая фигура в белом платье:
– Шло, не умирай!
Никто из сидящих поблизости и не взглянул на женщину в белом, хотя вздымающиеся широченные юбки заполнили весь проход. Она вопила:
– Вот моя рука! Уйдем со мной!
А вот другая запись: эта же сумасшедшая топает по ногам сидящих зрителей, а потом хватает кого-то за запястье. Она не видит, как двое охранников в форме заходят сзади. Один из них целится в нее – не из пистолета, нет, однако в руках у него что-то подобное оружию, и он спускает курок. В воздухе мелькает проводок и впивается сзади в шею психованной.
На третьей записи она визжит, явно получив высоковольтный разряд из «тазера», визжит и колотится в судорогах, пока охранники оттаскивают извивающееся тело. Видео длинное, съемка идет до конца, пока за ними не закрываются двери пожарного выхода. Вот так Митци и очутилась в голливудской подворотне, сидя на тротуаре в рваном белом платье наутро после трагедии.
Теперь и шея разболелась – зато стало понятно, что отметина, которую она обнаружила, была от «тазера». На экране Митци увидела все, что не всплыло в памяти, и села ссутулившись, почти касаясь экрана носом. Камеры, расставленные по залу, и телефоны зрителей записали последние мгновения со всех ракурсов. Никогда прежде столько людей не снимали собственную гибель.
Найти его помогло то, что Митци знала голливудскую иерархию, расположение звеньев пищевой цепочки: знала, где сидят самые важные из самых-самых шишек. Просматривая центральные ряды партера, Митци нажала на паузу, отмотала немного назад и обнаружила Шло. Розетка в лацкане, рука с телефоном у лица; он говорит, видимо, записывает то самое голосовое сообщение. Вот они, малахитовые запонки, и «Таймекс». На него не рушились стены и потолок, вместо этого вокруг прогнулся пол. Разверзлась земля, и кинозвезды, сидевшие рядом, исчезли; страшная расщелина глотнула еще, и в нее посыпались визжащие супергерои и героини. Человеческий поток лился то ли в подвал, то ли в подземную парковку под кинозалом. Шло продолжал говорить в телефон; и даже когда его кресло поплыло в сторону и опрокинулось в пустоту, он все слал последнее свое сообщение, пытаясь оставить после себя что-то, что принесет пользу миру.
Тогда она взялась за телефон и включила запись. Голос Шло прокричал:
– Я так рад, что ты в безопасности, что моя семья в безопасности!
Может, он кричал потому, что вокруг стоял чудовищный грохот; может, затычки в ушах вынуждали повысить голос. А может, и просто потому, что Шло всегда кричал в телефон. Он проорал:
– А теперь самое главное, Митци: уничтожь проклятую запись!
Конец был быстрым и бесповоротным. Маленькая фигурка на видео поднесла телефон к губам:
– Чтобы наши смерти не оказались напрасными, уничтожь то, что принесла в этот мир!
В этом был весь Шло, до мозга костей: он не прекращал орать в телефон, даже когда мир накренился и сбросил его в вечное безмолвие.
Фостер потянул дверную ручку – заперто. Сквозь окна цоколя виднелась комната – все помещение покрывал слой пыли. Ни привычного круга складных стульев, ни таблички в окне – приветствия родителям пропавших или погибших детей. Стоя на нижней ступеньке бетонной лестницы, ведущей в подвал, Фостер почувствовал себя как в могиле, поэтому поднялся на улицу. У бордюра стоял потрепанный «Додж», и не было во всем квартале ни одной другой машины. По авеню неподалеку шло основное движение, и оттуда донесся звук приближающихся шагов.
Вдоль кирпичной стены двигалась фигура. Она приблизилась, и стало видно, что к нему идет мужчина, а потом Фостер узнал Робба. Еще находясь на отдалении, Робб крикнул:
– Ты опоздал, ничего уже не изменить!
Фостеру подумалось, что на самом деле его зовут, конечно, не Робб. И все члены группы поддержки были подставными, и место, где они встречались, не было местом встреч группы поддержки: здесь происходило нечто иное.
– Только я и был настоящим, да? – крикнул Фостер. – Почему выбрали меня?