Рожденные летать

Туи, затолкав в рот полную ложку пюре из картофельных хлопьев, пожала плечами.

— Сольных концертов не давала, — сказала она, прожевав пюре. — В школе участвовала в танцевальной группе «капа хака»[19]. Мы выиграли несколько конкурсов. Это был круто.

Сокол в недоумении поднял брови:

— В чем ты участвовала?

— Национальный групповой танец и пение. — Туи скроила характерную страшную гримасу воина-маори. — Знаю, звучит старомодно, но на самом деле это очень популярная у нас штука. В моем классе почти все принимали участие — неважно, принадлежали они к маори или нет. Черные, белые, коричневые — все.

— Разве белые люди умеют танцевать? — удивился Сокол.

Ястреб прыснул и удрученно покачал головой:

— Нет-нет, Сокол, не смотри на меня, пожалуйста. Я только наполовину белый. Но все таланты в нашей семье достались младшей сестре. Все, на что я способен, — выразительно подвигать бедрами. Нет, и даже не проси меня спеть. В последний раз, когда мне вздумалось петь, все кончилось очень плохо.

Отряд разразился дружным хохотом. Больше всех смеялась Пустельга.

Мы с Ястребом, как и прежде, отлично ладили, но я стал замечать, что все чаще и чаще он предпочитает компанию Пустельги. И я его не винил.

Речь Пустельги с сильным английским акцентом заметно выделялась на фоне остальных голосов Отряда. Она всегда была там, где требовалась помощь. Иногда я и сам задавался вопросом, не связан ли мой интерес к Пустельге лишь с тем, что она оказалась единственной девушкой в нашем Отряде, у которой не было пары. Однако я не мог отрицать, что чем больше времени я проводил с ней, тем лучше мне хотелось узнать ее. Пустельга была остроумной, находчивой, веселой, и она не боялась постоять за себя.

Я пытался убедить себя, что это всего лишь дружба, но правда заключалась в том, что Пустельга мне очень нравилась, и с каждым днем все больше и больше.

Я изо всех сил старался скрывать мои чувства. Спокойная и размеренная жизнь Отряда была гораздо важнее. Начни я борьбу за внимание Пустельги, наверняка возникла бы напряженность.

Иногда я задавался вопросом, не руководствуется ли Ястреб примерно теми же соображениями, что и я, и именно поэтому никогда не пытается открыто проявлять свой интерес к Пустельге. То, что она ему нравится, не вызывало у меня ни малейших сомнений. Нет, конечно, он заметно преображался, когда Пустельга смотрела в его сторону, и гораздо чаще принимался сыпать шутками, если она находилась рядом и могла его слышать, однако никаких определенных шагов не предпринимал. Я даже начал думать, что на этот раз интуиция меня подвела и общение Ястреба с Пустельгой — действительно лишь проявление нежных дружеских чувств, что обостренные чувства сделали меня мнительным.

Но однажды утром Ястреб проснулся самым последним, когда весь Отряд уже был на ногах, и я заметил его взгляд, устремленный на нас с Пустельгой, хлопочущих возле костра. Была наша очередь готовить завтрак.

Ястреб резко откинул угол спальника, натянул валявшиеся рядом на земле ботинки и, прихватив батончик прессованных мюсли из стоявшей на камне общей миски и свой хвост, молча пошел вглубь каньона.

Улыбка, которой я встретил проснувшегося Ястреба, медленно растаяла. Я озадаченно смотрел ему вслед.

Пустельга проследила за моим взглядом.

— Он встал не с той ноги? — спросила она.

Я пожал плечами, хотя был уверен, что знаю причину странного поведения друга. Я окинул взглядом лагерь: Филин и Рэйвен, Сокол и Туи, я и Пустельга. И Ястреб, сам по себе.

— Ты видел его футболку? — захихикала Пустельга. — Даже с дырой на спине она ему мала. По-моему, крылья у него все еще продолжают расти. Хотя они уже такого же размера, как у Филина. А у Филина огромные крылья.

— Как думаешь, может, у Ястреба вообще какие-то необычные крылья, не как у всех? — мрачно заметил я, помешивая булькающую в котелке овсяную кашу. Я не мог представить, чтобы мои собственные крылья стали еще больше.

Пустельга прищурила глаз и как-то подозрительно посмотрела на меня.

— Только не говори, что переживания мальчиков по поводу размеров относятся и к размеру крыльев.

Я недоуменно воззрился на нее. В следующую секунду до меня дошло, что именно она имеет в виду. Кровь горячей волной прилила к моему лицу. Я хмуро уставился в котелок с кашей.

— Я бы не сказал, — как можно более небрежным тоном бросил я. Пустельга несколько секунд внимательно разглядывала меня, затем прыснула, а еще через мгновение расхохоталась в полный голос. Мне очень нравился смех Пустельги, но я был слишком смущен, чтобы присоединиться к ее веселью.

Пока Отряд с аппетитом уплетал овсянку, я уселся на камень и попытался разобраться в своих чувствах.