Рожденные перестройкой

— Гигиена превыше всего! — добродушно улыбаясь, заявляю ему, забирая сумки с досмотрового стола. Милиционеры откровенно заржали.

Прохожу в другое помещение. Здесь уже скопилось человек двенадцать. Нахожу себе уединенное местечко, ставлю сумки и закуриваю. Стекла заиндевели от мороза, из-за бетонного пола кажется, что холод продирает до костей. Когда же здесь начнется весна? Дымя сигаретой, рассматриваю пассажиров. Большая их часть эвенки или якуты, поди разбери. Какие-то бородатые русские мужики в тулупах и пышных унтах. Весь народ стоит с рюкзаками и старыми баулами. Мой взгляд задерживается на девушке, одетой по-северному, но в искусственной шубке. На вид ей лет двадцать пять. Лицо приятное, какое-то спокойное, русское, стоит одиноко и отстранение, а из багажа у нее лишь старенький дипломат.

Докуриваю и швыряю окурок в заиндевевшую урну. Я уже и забыл, когда в последний раз имел женщину. Слишком давно это было. Теперь я уже не отрываю взгляда от лица незнакомки. Та определенно заметила, что на нее пристально смотрят, но делает вид, что этого не замечает.

Решившись, подхватываю сумки, перехожу и встаю рядом. Вздохнув, улыбаюсь как можно более открыто. Девушке ничего не остается, как повернуться ко мне.

— Меня зовут Антоныч, — весело представляюсь я.

Девушка слегка подумала и все-таки улыбнулась в ответ:

— Таня.

Голос Тани мне тоже понравился, такой же спокойный и приятный, как и весь ее облик.

— Простите, что так пристально вас разглядываю, — галантно извиняюсь я и чувствую, что не смогу говорить с ней ее языком. После долгих лет общения с уголовниками в лагере мне казалось, что я уже больше никогда не буду общаться с нормальными людьми. Хорошие манеры мне были привиты в детстве, и книг я прочел сотни, но все это было давно загнано улицей и тюрьмой в самые дальние уголки моей души. Сейчас же обычное человеческое общение — разговор с дамой — требует усилий. Я искренне стараюсь вспомнить все хорошее, что было во мне когда-то заложено. И главное, я хочу снова выражать свои мысли так, чтобы слова не резали слух, не отпугивали приятных мне людей. — Вы удивительно красивы! Я впервые вижу такую изумительную девушку! Если бы я мог, то мановением руки отменил бы все морозы, только чтобы не замерзала такая красота! Поверьте мне, я говорю вам это от всей души! — С ходу пользуюсь самым коварным приемом. Ни одна женщина не устоит перед лестью. Для того она и женщина, чтобы всегда надеяться, что появится человек, который увидит ее неземную красоту и будет без устали восхищаться ею.

Девушка зарделась, опустив длинные ресницы.

— Спасибо, — еле слышно говорит она. Я понял, что наше знакомство состоялось. В самолете мы поменялись местами с бородатым геологом, и я сел рядом с Таней. Потом заставил девушку рассказать о себе. Каждый человек хочет, чтобы слушали только его. И если дать ему такую возможность, вы станете для него лучшим другом на веки вечные. И это опять же не прибегая ни к просьбам, ни к уговорам. Надо только уметь направить разговор так, чтобы в вас почувствовали искренне заинтересованного собеседника. Я не психолог, но отлично знаю людей и могу управлять ими, подчинять, потому что чувствую человека почти с первого взгляда, с первых его слов и жалоб. Наверное, это у меня от природы.

За полтора часа я узнал о Татьяне почти все. Она из Красноярска, где жила с мамой. Отец бросил их, когда Таня была совсем маленькой. Можно заподозрить, что ее мамаша путалась с каким-нибудь заезжим геологом, так как Таня сказала, что ее отец в Красноярске не живет. Сама девушка закончила мединститут и попала работать в больницу Туры. Тура, как известно, считается столицей Эвенкии. В Type Тане совсем не нравится, но ничего не поделать, она обязана отработать три года по распределению детским врачом.

— Вы, наверное, видели, Антоныч, как теперь пьют в Красноярске, продолжает девушка разговор. — А в Type совсем люди спиваются. Просто страшно смотреть. И ведь все отражается на детях.

В это время Як пошел на посадку, гася скорость, проваливаясь на доли секунды в воздушные ямы.

Пассажирский аэропорт вынесен от Туры на пятнадцать километров. Здесь могут садиться и тяжелые транспортники за счет длинной и широкой посадочной полосы.

Самолет выруливает к стоянке, расположенной недалеко от двухэтажного здания аэропорта. Аэропорт — громко сказано: барак для отдыха экипажей транспортников и диспетчеров, территория ГСМ — вот вроде и все местное хозяйство. Есть, правда, гараж для снегоуборщика. Тонкая длинная труба местной котельной дымит вовсю.

— Наш самолет приземлился в поселке Тура, — объявляет стюардесса в засаленном кителе и мятой белой блузке. Поверх кителя у нее накинута соболья шуба, и на голове такая же шапка. В этих краях соболя не роскошь, а необходимость. — Температура за бортом — минус тридцать семь градусов. Экипаж корабля благодарит…

Я не стал дослушивать и, поднявшись из узкого кресла в не менее узкий проход, сначала помогаю Тане надеть шубу, затем сам влезаю в свой полушубок военного покроя.

— А я так и не спросила вас, Антоныч, вы живете в Type?