Рожденные перестройкой

— А… Ну, сам смотри, — не огорчается штурман. — Так вот, в прошлый раз мы там упали, а они нас давай приглашать на воздух, мол, из карабинов постреляете. Скучно ведь, ну и пошли патроны пожечь. А эти, блин, чумазые, пока мы там развлекались, весь самолет обшмонали и всю водяру увели! Хрен потом концов нашли.

— А я как-то и не думал, что они хитрить умеют, — качаю головой, сочувствуя летунам.

— Ха! Не умеют! Меняем мы на пойло в основном соболей. Так они знаешь что учудили, искренние такие, блядь?! Ночью ведь прилетаем, темно. В машине свет тусклый. Так они нам под водочку подсунули дохлых кошаков, а у тех к шкуркам хвосты от соболя пришиты…

— Геша! — орет командир.

— Иду, Сергеич! Несу, Сергеич! — дурачится Геннадий.

Самолет действительно приземлился на озеро, расчищенное под взлетную полосу. Штурман сказал, что с ними должен быть еще и техник, но четвертого они не берут, экономят.

— Вместо четвертого можно сто литров водяры взять! — ржет Геша, выбираясь в грузовой отсек, чтобы опустить аппарель и кинуть на нее сетку. Сейчас увидишь, сколько их тут набежит!

Действительно, охотников до спиртного набралось больше, чем надо. Плосколицые, без шапок, эвенки или якуты, одетые в парки из оленьей шкуры, набились в самолет под завязку, как только трое работяг быстренько выкатили все бочки наружу.

— Водка давай! Водка давай! — такие вопли заполонили весь грузовой отсек.

Я сначала смотрел, как бойко торговали летуны, меняя водку на шкурки соболя и песца. Затем настал и мой черед.

— Одеколон будешь? — спрашиваю ближнего ко мне охотника, который огорченно матерится, так как ему водяры не досталось.

— Давай! — тут же завопил он в предвкушении. — Шкурка есть! Водка давай!

— Одеколон, — поправляю его.

— Давай! — тут же вся толпа навострилась на меня.

— Шкурки мне на хрен ваши не нужны! — ору им на весь самолет, перекрывая своей голосиной рев якутов. — Один флакон — пять рублей!

— Сколько есть, все по десять возьму! — вдруг вырывается из толпы один из охотников.

— Я по пятнадцать беру! — орет следующий.

— По двадцать! Все мое!

Подобный бизнес мне и не снился. Но гвалт поднялся такой, что, кажется, дело вот-вот дойдет до драки.

— Заткнитесь все!!! Или никто ни хрена не получит!!! — ору я. Толпа мгновенно притихла.

— Я беру по двадцать, — говорит охотник; но уже гораздо тише.

— Значит, так! — удовлетворяюсь наступившей тишиной. — В каждой коробке десять флаконов. За флакон — двадцатник! Все, кто здесь есть, получают по коробке. Подходить по очереди!

Толпа послушно организовалась. Через десять минут весь «рижский тройной» при госцене в сорок семь копеек за флакон был продан по двадцать рублей.

Оленеводы умотали пить горькую в полярную ночь, а в пустой отсек самолета уже только один полутрезвый грузчик накатал пустых бочек из-под бензина и соляры. Штурман накинул на бочки сетку и закрыл аппарель. Обалдевший от торгов, я устроился в кресле техника. Чистая прибыль от моего сегодняшнего вояжа составила девять тысяч семьсот рублей с копейками. Охренеть можно! Двое новых «Жигулей» сделал за пятнадцать минут!

— Ну как? — улыбаясь, интересуется командир корабля.

— Даже не верится, Сергеич.

— Это здесь нормально, — кивает он авторитетно. — Мы тут как-то на сутки в декабре, помню, зависли из-за погоды. Так я смотрел, как они в карты играли. Пузырь водки на кону пятнадцать тысяч стоил! Можешь себе представить?! Им деньги девать некуда. Гусеница у «Бурана» полетела, так он новый «Буран» себе покупает! Нет запчастей. В Туре или Байките почти в каждом доме на чердаке штук по десять цветных телевизоров лежит. Ремонта нет, а что-то полетело, там, может, и мелкий ремонт нужен, так они новый берут. А куда тут денешься?

— Ты чего на рубли-то? — хлопает меня по плечу зашедший в кабину Геша. — Смотри, какая арифметика: пузырь водки, пусть даже у спеку лей, тридцатник. Шкурка — пузырь. А шкурка соболя у перекупщиков — сто рублей! Вот тут-то и навар!

Отрицательно мотаю головой.

— Ты сколько той водки с собой возьмешь? — усмехаюсь я. — А я на сорок вложенки восемьсот делаю.

— Кстати, верно, — соглашается второй пилот. — Может, следующим рейсом и мы одеколончиком затаримся? А, Сергеич?

— Похоже, Антоныч дело говорит. — Командир хмыкнул и почесал нос. — С одеколоном легче и заморочек меньше…

На обратном пути я договорился с экипажем о совместных полетах. Моя оплата почти ничто: предоставлять экипажу пару пузырей водки на дорогу, и все. Летуны дали мне свой полетный график. Две недели они будут летать в Ессей из самого Красноярска. Экипаж Ана должен будет возить в Заполярье кирпич. Теперь мне не нужно будет приезжать в пассажирский порт, а только в грузовой. На том и порешили.

Глава четвертая