Рожденные ползать

Я догадался. Этот второй был цинковым. Потом его запаяют в ТЭЧ и в нем отправят Панина на родину в Свердловскую область. Точнее, уже не Панина, а безымянный «груз-200». Это страшное слово я услышал первый раз полгода назад, когда в Дурасовке сел грузовой борт из Афгана. Был он, как и положено, бело-голубым, но все почему-то называли его странным именем — «черный тюльпан». Он привез тогда родителям, призванных из Эстонии воинов-интернационалистов. В точно таких же ящиках.

Вот так и с тобой, Сашок. Привезут тебя в родную деревню — соберутся, похоронят, помянут. Потом похмелятся и помянут снова. А дальше уже будут пить просто так. И будешь ты лежать под скромным обелиском с красной звездочкой на верхушке. Лежать, пока все про тебя забудут, кроме родителей, конечно. Впрочем, сколько им той жизни осталось. А после их смерти начнет твоя могилка зарастать травой, как будто тебя никогда и не было. И пусть погиб ты не геройски, но жизнью своей заслужил, чтобы о тебе помнили люди.

Конечно, если бы ты был летчиком, то наверняка нашелся какой-нибудь журналист, который написал заметку хотя бы в местную газету. Но при твоей скромной профессии, даже это слишком большая роскошь. Вот про летчиков написаны горы книг, сняты сотни кинофильмов, а кто хоть что-нибудь знает про авиатехников? Найдется когда-нибудь хоть один человек, который напишет книгу, посвященную вам?

Я внезапно разозлился. Нельзя допустить, чтобы вот так просто забыли Сашку Панина! Его и тысячи таких, как он. Всех вас — сгоревших в тягачах, разорванных в клочья взрывами боеприпасов, заливших своей кровью аэродромную бетонку. Вас — переломанных и искалеченных из-за идиотских приказов, извечного бардака, преступной спешки и неисправного оборудования. Вас — потерявших свое здоровье на сотнях безымянных стоянок и ЦЗ по всему Союзу и за его пределами. Всех вас — техноту!

Не жди, пока кто-то напишет такую книгу. Сделай это сам. Чего бы это тебе ни стоило, сколько бы сил и времени ни отняло. Ты должен, ты просто обязан это сделать! И пусть она не станет шедевром, зато вы, мужики, будете там, как живые!

* * *

Поползшие по гарнизону с начала весны слухи, что наш полк собираются перебросить куда-то на Украину, в июле приобрели вполне реальное очертание. До личного состава, наконец, довели новое место базирования. Им оказался аэродром Отстойное под Кировоградом.

В связи с перебазированием, Шувалов решил взять отпуск, чтобы навестить родителей. Несмотря на то, что техническому составу было сложно уйти на отдых в то время года, когда на улице стояла теплая погода, его отпустили без звука. Даже как-то подозрительно легко.

Быстро пролетело отпускное время. Шувалов вернулся назад в гарнизон ранним утром и целый день мечтал, когда же, наконец, сможет увидеть Наташу, по которой смертельно соскучился. Однако в конце дня на пути к цели встало неожиданное препятствие — его вызывал к себе Птицын. Гадая, зачем он мог понадобиться замполиту, техник переступил порог кабинета.

— Товарищ подполковник, старший лейтенант Шувалов по вашему приказанию прибыл, — Славка резким отработанным движением отдал честь и замер посередине комнаты в ожидании.

— Присаживайся, Шувалов, — Птицын показал на стул. — Разговор у нас с тобой предстоит серьезный, не как замкомандира полка по политической части и старшего техника, а как коммуниста и молодого, а все-таки, тоже коммуниста.

Славка сел и вопросительно посмотрел на замполита. Подполковник провел ладонью по поверхности своего стола, как будто смахивал с нее невидимые крошки и сразу перешел к сути дела:

— Так, что Шувалов, расскажи мне, до каких пор ты в гарнизоне будешь аморалку разводить? — видно было, что Дятел настроен решительно и не собирался долго ходить вокруг, да около.

Техник внутренне собрался, сообразив, о чем пойдет речь и, тем не менее, уточнил:

— Простите, товарищ подполковник. Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.

— Не понимаешь?! — голос партработника окреп и перешел на высокие ноты. — Я тебе сейчас объясню. Так, объясню — мало не покажется! Ты когда прекратишь свои шашни с Яковлевой?

— Это не «шашни», товарищ подполковник. Я жениться собираюсь.

— Еще лучше придумал! Так, хоть дело мужское было, любому понятное. Я тоже когда-то в молодости… Ну, не важно. А ты теперь что ж, пользуясь официальными отношениями, все с головы на ноги перевернуть хочешь? Да как ты можешь! Это же вдова героя, соображаешь ты своей башкой? Слезы еще обсохнуть не успели… Траур, понимаешь. Опять же пацан малолетний остался. Ты думаешь, нас в дивизии за это по головке погладят? Нехорошо, это товарищ старший лейтенант, некрасиво. Нужно больше проявлять политической зрелости.

— Мне кажется, это только ваше мнение, товарищ подполковник.

Птицын стукнул кулаком по столу:

— Мнение?! Я здесь затем и сижу, чтобы люди ко мне приходили со своим мнением, а уходили с правильным. Немедленно прекратить любые сношения с гражданкой Яковлевой! Во всех, даже самых невинных положениях. Иначе, партбилет на стол положишь! Тебе ясно, Шувалов?