Рожденные ползать

— Свиньи! Как есть свиньи! — безнадежно махнул рукой Сергей и пошел к шкафу переодеваться.

После некоторого молчания мы с Аликом заговорили о женщинах.

— Все-таки самые классные бабы — это блондинки! — мечтательно произнес Бармин. — Холодные, сдержанные, недоступные. Знаешь, как заводят! Небольшая аккуратная грудь, но ноги, непременно от ушей, как в кино.

— Даром не надо! То ли дело, знойные брюнетки с пышным бюстом. Особенно, если еще глазки голубенькие…. Все, бери меня тогда голыми руками! — не согласился я со своим другом.

— Да кому ты нужен? Кто станет об тебя руки марать? Если только в резиновых перчатках…. Мечтатели хреновы! Можно подумать, вам что-нибудь предлагают, — влез в разговор, жаждущий мести Кроха. — Еще харчами перебирают. В нашей ситуации я лично выбираю верность жене. Тут, как в пословице: «Лучше синица в руках, чем журавль в небе».

— Ну и держи свою «синицу» правой рукой покрепче, а другим не мешай мечтать о высоком, — съехидничал я.

— Да, сам ты! Знаешь…, — Сергей захлебнулся от возмущения, но тут его перебил Юра:

— А у меня была одна знакомая — гандболистка, — тихо сказал он. — Так вот, когда она сжимала мне рукой голову — я терял сознание.

Мы переглянулись. Тема была исчерпана. Так точно, и в двух словах, описать женскую суть, мог только Гусько.

Пьянка в соседней комнате внезапно затихла. Раздались гитарные аккорды, и чей-то низкий приятный голос негромко запел:

Ты помнишь салон Петербурга?
Канделябры и платья у дам.
И как безразлично-спокойно,
Ты патрон заряжал в барабан.

Была русской сегодня рулетка,

Револьвер был заместо крупье.
Смерть-бесчестье иль счастье-удачу,
Что подарит фортуна тебе?

Несколько нестройных голосов, подтянуло песню вместе с солистом, видимо это был припев:

Мы жизнь свою ставим на карту
И пусть нам не часто везло.
За бога, царя и за веру,
Хотя уже нет ничего!

— Ух, ты, и хто ж ето у них такой талантливый? — издевательским голосом произнес, Алик наливая себе кипятка в кружку. — Где чай? Гусь, ты не видел?

— Нет, не видел, — отозвался тот, — наверное, куда-то завалился.

— Не к тебе в желудок, случайно? — усмехнулся Кроха.

— Хватит на меня бочки катить! Вот он, — огрызнулся Гусько, поднимая свою подушку. — Специально что ли подложили?

Крохоборцев снова криво улыбнулся, и мы начали чаевничать. Песня, между тем, разливалась по всему этажу, как по бескрайней казацкой степи:

Ты вчера был гвардейский полковник,
А нынче в стрелковых цепях,
Ты со смертью играешь в орлянку
В этих снежных кубанских полях.

Почернели златые погоны,

Холод, раны и нечего есть,
Но без промаха бьет трехлинейка,
И осталась без пятнышка честь.

Десяток луженых глоток одновременно подхватили припев так, что закачались своды гостиницы:

И пусть нам раздали шестерки,
Ты карты швырни на сукно.
За бога, царя и за ве-е-е-ру,
Хотя уже нет ничего-о-о…

За бога, царя и за веру,

Хотя уже нет ничего!!!

— Смотри-ка, Рекун явно свои деньги не отрабатывает. Полная гостиница белогвардейцев, а он и ухом не ведет, — прокомментировал пение Юра.

— Что-то скучно, — зевнул Кроха. — Может, в картишки срежемся? Где они? Гусь!!! Блин…

— Юра в этот раз ни при чем, — заступился я за товарища. — Ребята из комнаты напротив взяли поиграть. Сейчас схожу, заберу.

Я выпрыгнул из-за стола и рывком распахнул дверь. Мой рывок оказался таким резким и неожиданным, что какая-то женщина едва успела отскочить в сторону. Это была администратор нашей гостиницы.

— Незаконных кипятильников, нагревательных приборов не имеем? — спросила она неуверенным голосом, всем своим видом показывая, что просто случайно проходила мимо.

— Нет, и примусов не разжигаем тоже, — ответил я, стуча в комнату напротив.

— Хорошо, — кивнула администратор и поспешно пошла по направлению к лестнице.

На мой стук никто не откликнулся. Вероятно, хозяев не было дома. Вернувшись, я озабоченно поинтересовался:

— И чего это хозяйка возле нашей двери трется?

— А ты не знаешь, Шурик? — прищурился Кроха.

— Нет, — пожал я плечами.

— Она же — жена нашего особиста.

— Опля, мы под колпаком у Мюллера, — чему-то вдруг обрадовался Гусько.

— Да, погоди ты. Чего ей нужно от нас? — не унимался я.