Рожденные ползать

В голове у Гусько что-то щелкнуло, как замок, к которому долго и безуспешно пытались подобрать код и, который, внезапно, от легкого толчка открылся сам. Юра окинул взглядом фюзеляж и с глухим стоном начал оседать на землю. Он увидел, что к основным стойкам шасси прикреплены толстые металлические тросы, а другой их конец залит в бетон. Это были те самые тросы, которые Гусько неоднократно видел, но никогда даже не задумывался об их предназначении.

«Разведчик проваливается из-за мелочей», — всплыла в памяти фраза из какого-то шпионского романа.

Вокруг него бегал встревоженный Панин, повторяя:

— Ладно, не переживай так. Не бойся, я докладывать никому не буду. Самолет в порядке, да и живы все, слава богу…

Глава 3 Служу Советскому Союзу?

Нам солнца не надо — нам Партия светит!

Нам хлеба не надо — работы давай!

(Народное творчество периода развитого социализма)

Я критически осмотрел подошву своих валенок. Она стала такой тонкой, что казалось, был виден носок. Еще неделя, от силы — две, и — придется выбрасывать. Вот же беда с технической обувью в авиации. Летние технические тапочки имели резиновую подошву, которая очень быстро стиралась об бетонку, а вездесущие пятна керосина и масла довершали дело. Уже через один сезон подошва отлетала. А так как одна пара обуви полагалась на два года, почти половина техсостава, как какие-то босяки, бегала в тапках, с прикрученными контровочной проволокой подошвами. Та же ситуация и с валенками. Какой же это идиотизм — выдавать их техсоставу без галош! Бетонка, как наждак, и обыкновенную то обувь быстро добивает, а уж валенки…. В чем ходить дальше? Может попросить помочь Панина? У него есть знакомый прапор — специалист по обуви. Я с завистью вспомнил валенки старшего техника. Они были аккуратно подшиты куском автомобильной резины. Отлично, и протектор, чтобы не скользить и не протираются. Только Панину, это сейчас безразлично. Он в отпуске — счастливчик! Укатил с семьей на родину, в родной Свердловск. Сидит там сейчас в тепле, да холодную водку с горячими уральскими пельменями трескает. А я — тут сопли морожу.

Боже, какой же сегодня все-таки холод! Наверное, никак не меньше минус тридцати, да еще с ветерком. Эх, как говорится, сейчас бы пивка холодненького и на мотоцикле в одной майке покататься! Я зябко поежился, оторвал кусочки льда с усов и начал подпрыгивать на месте, чтобы согреться.

Надо что-то придумать, а то такое чувство, будто стоишь на земле босыми ногами. Не заболеть бы! Хотя, какое там к черту, заболеть. За полгода в армии, ежедневно помногу часов находясь на улице в любую погоду, я уже успел забыть, что такое простудные заболевания. Грипп, простуды, воспаления легких — все это осталось на гражданке. Иногда, крутишься на стоянке целый день на ледяном ветру или снежок бросаешь — только сопли летят в разные стороны. Ну, думаешь, придешь домой — и все! Приходишь, и — никакого эффекта. На войне, как на войне — кроме пули, ничего не берет.

Мои мысли опять вернулись к Панину. Пока он в отпуске, его обязанности временно исполняет старший техник первого звена — Шувалов. Один, на два звена. Работать с ним, конечно, намного сложнее, чем с Паниным. Это, еще тот тип. Держится, как сноб, как будто умнее всех на свете. Вместе с тем, на службе явно не горит и карьеру не делает. Казалось, чего там, давай, рой землю. Вон — Тихон, любому понятно, всю эскадрилью костьми положит, но все-таки станет инженером полка. Хотя, со Славкой Шуваловым в этом смысле легче — требует только то, что абсолютно необходимо. Никаких придирок или заскоков.

Елки-палки, ну как же все-таки холодно! Я посмотрел в небо, как будто ожидая увидеть там родную 20-ку. Сейчас прилетит, легка на помине. Сам Паханов, лично, использует.

Я уже заметил, что на моей машине летают летчики по должности не ниже командира звена. Секрет открылся быстро — прицельно-навигационный комплекс «Кайра» являлся довольно капризным. Самолетов с хорошим, точным комплексом было в полку немного, поэтому, кому попало, их не давали. Мой являлся одним из них. К примеру, Петя Резник, по боевому расчету — командир моего экипажа, однако, что-то не припомню, чтобы он часто летал на 20-м. Только сплошь одни отцы-командиры.

Ага, вот и мой самолет рулит. В кабине, сквозь лобовое стекло видно недовольное, как обычно, лицо комэска. Выбегаю навстречу, показываю, куда заруливать. Паханов ставит машину точно на нарисованные, на бетонке желтой краской квадраты, обозначающие места для шасси и глушит двигатель. Подставляю колодки под колеса, стремянку к кабине и терпеливо жду, пока летчик спустится вниз. Даю журнал подготовки самолета на подпись, получаю замечания, как работала техника в полете.