Рожденные в огне

Что же, волк слабее льва или тигра. Но в цирке он не выступает. И ни в коем случае не стоило расслабляться рядом с таким человеком, как Эйзенхауэр. Из людей, подобных ему, бывает, получаются верные союзники – или страшные враги. И, судя по взгляду генерала, рассуждения Мендозы не остались для него тайной.

– Ну что, комиссар, перейдем к делу?

– Перейдем… – в самом деле, чего тянуть? – Генерал… Что вы думаете по поводу… нашего предприятия?

– Сэр! Вам то, что вы хотели бы услышать, или честно? Сэр!

– Перестаньте паясничать, генерал, – поморщился Мендоза. – Мы не на плацу, вы – не новобранец. Обезьяний вид вам не идет. Правду. Именно ее я хотел бы сейчас услышать.

– Ну тогда, – уже другим, спокойным и деловым тоном сказал Эйзенхауэр, – мы все мертвецы.

– Неужели все так плохо? – Мендоза и сам понимал, что собеседник не врет, но, как и большинство людей, продолжал цепляться за соломинку.

– Еще хуже, – Эйзенхауэр тяжело вздохнул и сел, чуть скособочившись, будто у него болел бок. – Нас крупно подставили, комиссар. Очень крупно. Штурмовать укрепленную планету вот так, без мониторов и авианосцев, само по себе занятие не простое. А когда ее прикрывает флот больше и сильнее нашего – вообще самоубийство.

– Ну может, не все так плохо?

– Ян, – Эйзенхауэр внезапно перешел на доверительный тон. – Подумайте, кому из сильных мира сего вы перешли дорогу?

– А вы?

– Со мной все просто. Я у нынешнего министра далеко не в фаворе. Выбрал, когда наверху делили кресло, не ту сторону. Мои ребята в большинстве имеют ту же проблему. А вы?

– Не знаю. Это честно.

– Значит, за компанию попали, – резюмировал генерал. – Не повезло… Плохо, не плохо… Они сильнее нас. У них больше кораблей и орудий. У них отлично подготовленные, прошедшие огонь и воду экипажи. А у нас половина – салаги-новобранцы. У них лучший из известных мне адмиралов. У нас, простите, вы. Я хорошо помню, что Ландсбергиса они повесили. И очень не хочу оказаться на его месте.

Да уж, комиссар изначально понимал, что дело пахнет не слишком хорошо. Сейчас же выяснилось, что оно смердит, как неделю пролежавшая на солнце туша какого-нибудь преклонного возраста слона. Гнилое дело, как частенько говорил один из его подчиненных, тоже родом с русскоязычной планеты.

– То есть вы считаете, что шансов нет?

– Не считаю – знаю. Мне умирать, не вам.

– То есть?

– Я неплохо знаком с Александровым. Можно сказать, приятельствовали когда-то. На командно-штабных учениях он всегда стремился в первую очередь уничтожить линейные корабли и авианосцы – ядро эскадры. Не думаю, что сейчас он изменил подход к вопросу. На мелочь вроде крейсеров и эсминцев он до полного уничтожения ударных кораблей внимания обращает мало, так что вы вполне успеете отступить.

– Как-то это… нелогично, что ли. Легкие корабли могут изрядно повредить коммуникациям противника.

– У вас логика полицейского, нахватавшегося вершков тактики, – печально улыбнулся Эйзенхауэр. – Ваше ведомство имеет неплохой опыт борьбы с пиратами, и вы волей-неволей скатываетесь к нему же. Да, рейдеры – те же пираты, только на государственной службе – могут причинить им проблемы. Но мы-то идем устанавливать контроль над системами, для чего крейсера и эсминцы не обладают достаточной боевой устойчивостью. Да и автономности на что-то по-настоящему серьезное им не хватит. Мошки, летающие по комнате, вот что такое эсминцы в нынешних раскладах. Их рано или поздно обнаружат и переловят… Скорее, кстати, рано, чем поздно – коммуникации у русских не особенно растянутые, движение редкое, а радары мощные. Плюс к тому, боевыми кораблями системы, которые они контролируют, весьма насыщены. Так что мой вам совет: сразу как станет ясен результат, а случится это очень быстро, разворачивайтесь и валите прочь. Вы даже репутацией практически не рискуете.

– То есть, – последняя фраза прозвучала для Мендозы довольно обидно. – Как это не рискую?

– А вы не флотоводец, – спокойно объяснил генерал. – От вас победы никто и не ждет. И последствия будут минимальными. Покачают головой, скажут «ай-яй-яй», и на том дело закончится. О дальнейшем развитии карьеры, скорее всего, можете забыть, но вы ведь и так достигли своего потолка. Дальше – только на пенсию.

– Ну, знаете… Я не побегу. Не привык как-то.

– Ну и глупо, – равнодушно пожал плечами Эйзенхауэр. Видно было, что разговор начал его утомлять. – Только погибнете сами и свой корабль в могилу утащите.

– Но вы-то не побежите.

– Потому что с меня за такое вмиг погоны сорвут. Даже если не посадят и не расстреляют, то вышвырнут с волчьим билетом. Позор на семью, а для детей разом окажутся закрыты все двери…

– Еще вопрос…

– Надеюсь, последний?

– Не обещаю. Генерал… Скажите, почему вы командуете эскадрой? Всегда считал, что генеральский чин…