Рожденный на селедке (СИ)

- Туда, - ответил Михаэль, указав волосатой рукой на правую сторону.

- А почему не туда? – спросил я, отзеркалив его жест.

- Колдовство там, - пробурчал он и добавил. - Halt die Fotze (заткни ебало – нем.). Сказал туда, значит, туда.

Теперь я понял, почему Михаэль молчал большую часть времени. Германская речь, которой он разбавлял родной для нас с Софи французский, походила на лай огромной шепелявой собаки, у которой запор сменился долгожданной продрисью.

- Ладно. Только перестань вот так говорить, - сказал я и похлопал помрачневшего охотника по плечу. – Мы, вроде как, одним делом заняты.

- Arsch (говнище – нем.), - ответил Михаэль и первым нырнул в кусты, отыскав ему одному видимую тропку. Мы с Софи переглянулись и нырнули вслед за ним.

* * *

Когда я еще жил в Песькином Вымени, то обожал лазить по лесу, рядом с которым и стояла наша деревня. Тяжелая прохлада вековых деревьев и мягкий ковер из зеленой травки под ногами успокаивали мою буйную душу, настраивали её на романтический и поэтический лад. Гуляя по заповедным тропкам, я представлял себя рыцарем, который идет выручать любовь всей своей жизни из лап какого-нибудь мерзопакостного и гнилорылого чудовища.

Я с упоением носился по лесу, срубая головы верхушки кустов, вырезанным бабушкой деревянным мечом, таился в засаде, подстерегая кровожадных разбойников, и беззастенчиво душил воспрянувшего Джулиуса, когда вспоминал о голых девушках в бане, или представлял, что это та самая некая дева, о которой говорила бабушка, сама душит Джулиуса, а тот и не думает сдаваться и поникать головой. А когда в моей жизни появилась Джессика, то третий пункт отпал за ненадобностью.

- Знаешь, ты только не смейся, - сказал я как-то Джессике, когда мы лежали в лесу на тайной полянке возле небольшого и холодного ручейка, дарящего прохладу. – Я все еще мечтаю стать рыцарем, как мой отец.

- Ты же его никогда не видел. Вдруг он был плохим рыцарем, как говорила твоя бабушка? – Джессика и не думала смеяться. Она всегда серьезно подходила к моим сокровенным мыслям, за что я был ей очень благодарен.

- Плохим?

- Ну да, - кивнула она, шлепая меня по животу. – Пускал ветры из клятой жопы, дев имал на селедке, пах тухлым сыром и потом, а еще был жабоёбом.

- Глупая ты, - рассмеялся я. – Рыцари хорошие. Они клятву дают пяти добродетелям. Благородство, вежливость, целомудрие, отвага и благочестие. И эту клятву блюдут. Большинство, конечно же.

- А целомудрие это что?

- Отказ от трахомудий. Мне бабушка сказала.

- Тогда у тебя не получится. Ты Джулиуса каждый день мнешь, а я тебя еще и совращаю.

- Не, ты чего, - нахмурился я. – Отказ от траха со всякими встречными. У рыцаря обычно дама есть, вот он ей и хранит верность, а она хранит ему.

- А как она хранит ему верность? Он же не знает, что она делает, когда он уезжает с великаном или драконом биться, - спросила Джессика, а я вновь восхитился её острому уму, способному даже в сказке увидеть реальные расхождения с логикой. – Да и она не знает, что он делает.

- Бабушка говорила, что рыцарь деве своей трусы из железа изготавливает и на замок их запирает, а ключ только у него.

- А если деве помочиться приспичит? – спросила Джессика.

- Там дырочка есть вроде бы.

- А если в эту дырочку…

- Не получится. Там шипы отравленные. Сунуть можно, но с трудом, а высунуть же никак.

- Ого. Получается, что я твоя дама, да?

- Ага. Только ты моего Джулиуса видела, - Джессика порозовела и улыбнулась. Я знал эту улыбку. Она растапливала лед в моей душе и заставляла улыбаться в ответ.

- А ты мой рыцарь, Матье. Только не думай, что я буду трусы железные носить, - я улыбнулся ей и притянул к себе. Через месяц я увижу Джессику последний раз.

* * *

- Почему ты так серьезен? – спросила Софи, когда мы расположились на уютной мягкой полянке. С непривычки болели ноги и спина. Лишь Михаэлю было все равно. Он бы без проблем протопал еще столько же и даже не сбил бы дыхание. Я вздохнул и покачал головой, рассматривая новое письмо от Беатрис, которое так и не прочитал. – Это послание от твоей любимой?

- Ага, - кивнул я, вновь вспомнив Джессику. – Беатрис – это моя дама. Ну, она еще только будет моей дамой, когда я стану полноправным рыцарем. Сами же знаете этот дремучий политес, миледи.

- Почему тогда печать на нем не сломана?

- Это уже шестое письмо, миледи. А я еще на первое не отвечал.

- Простите мою вольность, но почему?

- Потому что Беатрис истинная дама. Она красива и капризна. Стоит мне пропустить хоть одно письмо, как вороны начинают летать со скоростью стрел при осаде. Каждое письмо смято, влажно и надушено её духами, а слова остры, как меч убийцы, - хмыкнул я, вспоминая первый раз, когда я легкомысленно не стал отвечать на послание Беатрис. – Во втором письме она мне так взъеб… оросила мозги гнусностями, что я поневоле впал в каталепсию на два дня и отказывался есть, пока старый в меня похлебку насильно не залил через задницу.

- Но вы её любите, так ведь, - улыбнулась девушка, а мне захотелось отшлепать её по попке за слишком откровенные вопросы.