Из состояния полнейшей гармонии с окружающим миром Бориса вырвал не лишенный злорадства оклик пробегавшего мимо техника - «Эй, Василич, а хероплан-то твой, того, наебнулся! Щас пилота все ищут, живой иль нет, неизвестно!» Пока эта нехитрая информация доходила до его разморенного летней жарой мозга, он автоматически ответил «Да и х.. с ним!» Потом дошло. Потом дошло окончательно. Ну а потом дошло во всей полноте ожидающихся последствий. «Бляяяааа... Как это наебнулся?! Я ж его сам готовил! Не может быть!!! Ну, все, пи*дец! Посадят! Нет, расстреляют!» Пред его внутренним взором отчетливо предстала картина позорного разжалования его из рядовых в призывники, последующего показательного расстрела перед строем товарищей и отправки тела в штрафбат на три срока. Настроение стало, скажем так, несколько подавленным. Ближе к вечеру настроение ухудшилось, ибо пилот был таки обнаружен живым, хотя и изрядно потрепанным, и пребывал в госпитале, где и давал показания об инциденте. С его слов (а «черный» ящик так пока и не был найден) все выглядело так. Во время полета Большая Железная Птица перестала слушаться курсанта и устремилась к земле, не реагируя на команды и заклинания. Но Обасанджо героически боролся с непослушной железякой и уж совсем было собрался мужественно встретить смерть, но вовремя вспомнил, что обещал своей маме вернуться в Африку не только умным, но и живым. Обещания надо выполнять, потому пришлось катапультироваться. Катапульта тоже повела себя как-то неправильно, отчего он и попал в госпиталь. В общем, плохой самолет ему дали, неисправный. Все это повергло Бориса в состояние, близкое к паническому. Нет, друзья-сослуживцы, конечно, по мере сил старались его утешить. Мол, расстрел перед строем - это даже почетно, да и не очень больно, как говорят знающие люди. Ну, если пули не сильно тупые. К тому же, есть шанс, что тело не в штрафбат отправят, а все-таки выдадут близким для тайного захоронения. Однако утешения эти своей цели не достигали. Борис мрачнел день ото дня. От окончательного психического расстройства и неминуемой шизофрении его спасло чудо. Да. Именно чудо. Черный ящик был найден! Неизвестно, как он уцелел, ведь самолет рухнул в лиман на мелководье, и разнесло его с такой силой, что куски обшивки фюзеляжа по свидетельствам участвовавших в поисках растянулись до толщины бумажного листа и рассыпались в руках, как пепел. Тем не менее, ящик был найден. Мало того, он сохранился настолько, что стало возможным восстановить реальную картину происшедшего. А она, картина, несколько отличалась от рассказанного бравым африканским курсантом. Выяснилось, что во время выполнения рутинного полета самолет в результате умелых действий пилота сорвался в пике. В мудрой курчавой голове родилось гениальное решение. Сбрасывать скорость и только потом пытаться выйти из пикирования - недостойно мужчины его племени, рассудил Обасанджо. Посему он прибавил газу и долго недоумевал, почему эта клятая железяка никак не хочет возвращаться в горизонталь. Достигнув скорости примерно в 2000 км\ч по направлению строго к центру Земли, курсант ненадолго призадумался. После чего, справедливо рассудив, что самолетов у Большого Брата дохрена, а он у себя, любимого - один, катапультировался. Забыв о том, что катапульта рассчитана максимум на 900 км\ч. Впрочем, отделался он на удивление легко. Небольшое сотрясение мозга, легкий сдвиг позвонков и, что больше всего удручало курсанта, потеря летных ботинок на шнуровке. Выдернуло его из них, и теперь они вместе с одним носком покоились где-то на дне лимана.
Таким образом, вина с техников полностью снималась. История эта закончилась хорошо для всех. Курсант-негр (не ведавший в то время о политкорректности, а потому и не возражавший против того, чтобы его так называли) вернулся к родным пальмам, в Африку. Борис же после всего случившегося порой впадал в непонятную для непосвященных задумчивость. Мало кто знал, что ему еще очень долго снился лязг автоматных затворов расстрельной команды и мрачновато-торжественная физиономия прапорщика Скуйбеды, старательно стесывавшего напильником головки автоматных пуль (чтобы при расстреле больнее было). Сейчас уже неизвестно, что именно заставило Бориса с тех пор относиться к своим обязанностям гораздо более рьяно, чем прежде - эти ли тяжкие воспоминания, или же внезапно нахлынувший приступ сознательности. Но, как бы то ни было, такое усердие не могло остаться незамеченным со стороны отцов-командиров, и в итоге наградой ему послужило разрешение уйти на долгожданный дембель в первых рядах. Хотя ушел он все же в числе последних. А почему - это уже совсем другая история...
***
Судьба поросенка
У старшины нашей роты, прапорщика Дяченко по прозвищу "Брат" была одна неизбывная головная боль. Именовал он ее аббревиатурой БПТ - "ближний привод тунеядцев".