Полет продолжался, операторы американского радара ленивыми голосами сообщали своему пилоту удаление до нашего истребителя и его изменение высоты через каждую тысячу метров. До 18 тысяч метров тон их голосов не менялся, но потом, когда они увидели, что темп набора высоты перехватчика не снижается, их доклады быстро стали сначала тревожными, а потом уже паническими.
— Джон, я - Фокстрот-125, быстро уходи, уходи, он уже выше тебя!
А наш «голубь мира» уже вышел по гигантской параболе за счет потери скорости на высоту под 30 тысяч метров и оттуда со снижением и разгоном стремительно настигал «Черную птицу».
SR-71 уже вывел двигатели на максимальный режим, но из-за инертности разгона скорости на такой высоте быстро уйти не мог. Куда только подевался самоуверенный тон радиообмена американцев. В эфире уже был крик:
— Джон, немедленно уходи, уходи, он тебя догнал!
— Не могу оторваться, двигатели на форсаже!
Наш комэска для подогрева ситуации доложил на КП на чистом «испанском»:
— 738! Цель в захвате, к пуску готов!
«Черная птица», наверное, икая от страха, на форсаже удирала со снижением в сторону океана, а наш «голубь мира» почти без топлива, снижаясь по крутой спирали, пошел на посадку.
Победа была полная!
После этого случая в течение месяца американские самолеты-разведчики вообще не летали в нашу сторону.
Видимо, все это время их спецслужбы работали над загадкой: что за секретный самолет появился на Кубе и как он мог так легко добыть их «Черную птицу»?
Юрий ОРЕХОВ, военный летчик
***
Было это в славном городе Зернограде Ростовской волости. И собирали там согласно дерективе Главкома ВВС, отдельную вертолётную эскадрилью РЭБ для отправки в жаркие страны на помощь братьям мусульманам в справедливой борьбе с ворогом лютым, войском иудеевым. Ессно, надо было чем-то л/с занять, экипажи кажен день парились на еродроме, а наземники и технари были разделены на группы и отправлены на зарабатывание харчей, чтоб в чужой сторонке на первое время не оголодать без родных солёных огурчиков, помидорчиков и т.д... Наша группа была отправлена на Зерноградский консервный завод, по идее, мы должны были помогать работникам, вернее, работницам в призводстве томатного сока. То есть перетаскивание из автоклава на склад здоровых железных сеток с банками, а так как люд авиационный, коротающий вечера и ночи в пьянстве и разврате, по утрам мало чем мог помочь, сердобольные женщины, особливо складские, вследствие меньшей занятости и относительной тишины склада, похмеляли. И был на том заводе цех, который чуть было не подорвал боеспособность нашей эскадры, ВВС в целом и престиж Родины в глазах братьев по оружию. Был это ВИННЫЙ цех, выпускающий жидкость, называемую: Вино "Лесогорское" и прозванную нами "сок гамми" (был такой мультик про мишек гамми); и стали мы, пользуясь добротой гражданского персонала, вино это пить. Пить на заводе, закусывая помидорами, луком и солью(больше нечем было), и, не забывая наших боевых товарищей, выносить его с завода, выносить в промышленных масштабах. Было нас человек 15, каждый привозил с собой 3-4 1,5-литровых бытылки. По прошествии 2-х недель Комэск построил эскадрилью и сообщил, что руководство завода отказывается от наших услуг вследствии растущих убытков завода в виде выноса вина в кол-ве 80-100 литров ежедневно, не считая выпиваемого на месте. Звучало это примерно так:
-Трщщи офицеры-прапрщики ,вы уже в конец о#уели: можно хотя бы по одной бутылке на рыло выносить!!! Вы же, мать вашу, нехай боевая эскадрилья... бла бла бла.
Но на завод нас больше не возили, и мы предавались пьянству в казарме на свои кровные, командировочные и полевые, дабы их все пропить до отправки, ибо за рубежами нашей необъятной родины рубли не катят.
***
БРИТАНСКАЯ ЭНЦИКЛОПУДИЯ
- Учебник, - возвестил шеф, - есть высшая форма методической работы. И мы, коллеги, должны...
Новый начальник кафедры обладал бесценным для любого военного педагога качеством - громким и необыкновенно противным по тембру голосом, который как бы ввинчивался в уши. Густой бас у шефа парадоксально сочетался с общей плюгавостью экстерьера, громадная лысина, подобно пустыне, безжалостно наступала на чахлые остатки прически. Выступая, шеф имел обыкновение топтаться на трибуне, переминаясь с ноги на ногу, как хмурая дрессированная обезьяна. Трибуна, вероятно, помнившая еще бои с буржуазной лженаукой кибернетикой и разгром безродных космополитов, равнодушно скрипела. Иногда казалось, что скрипящие звуки издают не старые доски, а сочленения полковничьего организма.