Рождественская надежда

Я выпрямилась и в знак уважения приложила руку ко лбу.

– И я не старая! В общем-то я и не чувствую себя старой, пока не выйду в люди, а там уж – пиши пропало.

– Когда-нибудь видела себя в зеркале вверх тормашками? – спросила Мириам, скрючившись от смеха.

– Чего?

Она схватила тостер и опустила его почти до пола. Я наклонилась и, увидев свое отражение, в ужасе отпрянула.

– Что это?!

Не в силах стоять на ногах, Мириам прислонилась к стене, умирая от смеха.

– Я там как инопланетянин какой-то! Сама себя напугала! – потирала я глаза, желая забыть увиденное.

Мириам с грохотом поставила тостер на место и стала носиться по кухне, размахивая руками и шурша розовым шифоновым халатом.

– О старости не предупреждают. Она подкрадывается незаметно, и вдруг на лице у тебя появляются ее метки. Как это грубо, просто неприлично! Тело дряхлеет, зрение начинает подводить, и вот ты уже потянула спину, взяв с полки книжку!

– Я на днях упала в городе. Сначала набросилась на молодого человека, приняв его за Мэта, а потом просто не смогла устояла на ногах. Даже забыла зайти к Уилсону – а ведь я ради этого в город и выбиралась!

Поднеся ко рту чашку, Мириам захихикала.

– Когда я была молода, я думала, что в старости буду стройной, подтянутой и буду обгонять бегунов вдвое младше меня. И кого я только обманывала? В молодости я много работала в театре и была уверена, что там для меня всегда найдутся роли. Роли энергичных, сильных и ярких женщин в самом расцвете сил. Они действительно нашлись, – взглянула на меня Мириам, – но играют их молодые актрисы. В определенный момент ты перестаешь быть сильной и энергичной и о расцвете сил можешь позабыть – ведь он прошел давны-ы-ым давно. Теперь твой удел – играть чью-то бабушку или выжившую из ума старуху-соседку. Как по мне, это ужасно, ведь возраст – всего лишь цифра!

– Мне шестьдесят, и это звучит гордо!

Мириам в ужасе посмотрела на меня.

– Ты хочешь сказать, что я старше тебя?

– Пусть это будет нашим секретом, – сказала я, взяв ее за руку.

Почесывая затылок, она вздохнула.

– Мне было тридцать пять, когда я вышла за Линна, а моей маме было шестьдесят два. Помню, стоя перед зеркалом в свадебном платье, я сказала: «Я чувствую себя лет на семнадцать». Мама посмотрела на меня и говорит: «Я тоже, детка». И я до сих пор чувствую себя на семнадцать…

– Я тоже, детка, – улыбнулась я.

Резко подскочив, Мириам принялась вышагивать по кухне.

– На старческие настроения я не подписывалась!

Я недоуменно на нее посмотрела.

– Нам такого не надо! Во-первых, – тарабанила она, пальцами отсчитывая пункты своего списка, – я не намерена посещать идиотские встречи «Для тех, кому за» с их страшенными подарками. Во-вторых, я всегда буду брать билеты в кино за полную стоимость. И в-третьих, я никогда, повторяю – никогда! – не пойду в ресторан в четыре часа дня ради скидки для «ранних пташек»!

Я подняла руку, и Мириам ударила мне по ладони, соединив наши руки в победном жесте.

* * *

Холодный ветер задувал в уши и жалил щеки, но Чез не спешил уходить со скамейки на площади – Майку приходилось терпеть такое каждый день, только в сто раз хуже, ведь он торчал здесь всю ночь. И все же вскоре сил сидеть на морозе не осталось, и Чез добрел до ближайшего бара. Несмотря на поздний час, бармен, который прибирался перед закрытием, разрешил ему зайти и пропустить пару бокалов. В помещении царил полумрак и стоял затхлый запах табачного дыма. Из подсобки доносился звон стекла, а после – свист посудомоечной машины. Бармен включил радио и, подпевая песням, занимался своими делами, изредка отвлекаясь, чтобы налить Чезу пива и взять деньги.

Наконец Чез вышел на улицу и натянул на голову свою серую шапку: пока он сидел, заметно похолодало. Увидев, что площадь объезжает машина, он удивился: кому не сидится дома в столь поздний час? Казалось, в это время по городу шатаются только такие, как они с Майком.

Машина затормозила рядом, стекло опустилось.

– Ты не в Лексингтон-апартментс живешь?

За рулем сидела пожилая женщина.

– Ага, там.

– Увидела, как ты бродишь туда-сюда. Подвезти тебя домой?

– Не откажусь, – сказал Чез, садясь в машину. – Нечасто встретишь людей на улице в такое время.

– Да я пару часов как должна быть дома, – усмехнулась женщина. – Навещала семью дочки, а на обратном пути застряла на трассе. Ждала, пока дорогу освободят после аварии с какой-то автоцистерной.

Проехали мимо дома с рождественскими гирляндами.

– Вас эти гирлянды не раздражают? – спросил Чез.

– Да не особо, – оглянулась она.

– Говорят, они тут с прошлого Рождества висят.

Под колесами зашуршал снег: машина въехала на парковку.

– Так и есть.

– Наверное, такие любители гирлянд в каждом районе есть, – покачал головой Чез.

Он показал на свой дом.

– В прошлом году они повесили гирлянды для своего сына, – рассказала женщина, подъезжая ко входу, – он должен был вернуться на пару недель из армейской командировки. Повесили гирлянды, украсили елку, подготовили подарки… А он так и не вернулся. Пропал без вести. Вот они их и не снимают – все еще надеются.