Рождественская оратория

— Мы правда не помешаем?.. В смысле, постояльцам вход сюда, наверно, воспрещен?

Ёте Асклунд, сцепив руки на животе, стоял у него за спиной, такой же нарядный и аккуратный, как раньше.

— Популярным быть нелегко, — объявил Ёте присутствующим. — Издержек иной раз больше, чем удовольствия. В газетах не про все пишут.

В точности как Фридульф, он со всеми поздоровался за руку, а учитывая его многозначительное заявление и крепость рукопожатия, все восприняли это как должное. Перед ними стоял обновленный человек.

— Можно вам что-нибудь предложить, господин Рудин? Рюмочку водки? Бокальчик пива?

— От стакана молока не откажусь.

Стина Эрстрём взгромоздилась на стойку и болтала ногами, отдавая себе отчет, что участвует в чем-то не очень ей понятном. Она ковыряла пальцем в зубах — ведь, не дай Бог, кто заметит, что рот сам собой расплывается в ухмылке.

Фридульф огляделся по сторонам:

— Мне всегда нравились кухни. В доме нет места лучше. Отец мой был…

— …портной. — Царица Соусов протянула ему стакан.

Стина Эрстрём нахмурила брови. Ишь, как ловко ввернула, ну а ей что прикажете говорить? Тоже ведь охота словечко вставить. Ладно, потом.

— Верно, в Мункфорсе. Надо же, как порой тоскуешь по иным вещам.

— За популярность приходится платить. — Ёте Асклунд осмотрелся, смерил взглядом всех и каждого. Пусть несведущие хорошенько запомнят.

Стина Эрстрём сплела руки на коленях. И это она вполне могла бы сказать. Почти что. Подумала об этом одновременно с Ёте. Почти что. Она буравила взглядом Фридульфа, который пил молоко, держа стакан обеими руками. Может, про это сказать?

Что-де холодное молоко — штука замечательная.

Ведь никакой назойливости тут нет. Сказала — и дело с концом. По крайней мере, словечко вставила.

— Что может быть лучше холодного молока вечерком! — воскликнул Фридульф, отставляя стакан.

Стина разочарованно вздохнула, но никто не обратил на нее внимания. Придется начинать сызнова.

— Ёте, как же ты ухитрился познакомиться с… господином Рудином? — спросила Царица Соусов.

— Добрался до Эмтервика и сел на поезд. Мне надо было, так сказать, исповедаться.

— И целый день ни в одном глазу. — Она похлопала Ёте по плечу.

— С таким человеком, как Фридульф, выпивка без надобности. С ним интересно, вот в чем дело. Все интересно. Я ведь пою, ты знаешь.

— Да уж, это всем известно.

— А звучит не ахти как. Вот об этом я и хотел потолковать с Фридульфом.

— Разговор у нас был очень интересный, — заметил Фридульф.

— Ты сказал, петь я умею, и неплохо. Но я ломал себе голову над тем, почему из меня ничего не вышло. А вот из Фридульфа вышло. В конце концов получается по-разному. Хотя изначально шансы были одинаковые. Ведь у обоих у нас отцы — портные.

Стина Эрстрём пыталась следить за разговором. Кто знает, долго ли он тут пробудет, Фридульф-то, а она так и не выдавила из себя ни словечка. Может, про кино что-нибудь? Или про музыку? Потому как остальные про музыку толкуют. И она вроде бы не перебьет, а поддержит разговор.

— Еще молочка?

Нет, надо же, опять эта Соусница все испортила!

Стина скатилась со стойки и первая подбежала к дверям кладовки, оттолкнула пухлую, округлую руку Царицы Соусов и потянулась за кувшином.

— Ну уж нет, — отрубила она, схватила кувшин и поднесла к стакану Фридульфа, но он отрицательно взмахнул рукой:

— Спасибо, достаточно.

Ну вот, выставила себя на посмешище. Стина отнесла кувшин на место и только тогда смекнула, что могла бы сказать: может, все-таки полстаканчика? Или, к примеру: что может быть лучше холодного молока вечерком? Хотя… Стоя к кухне спиной, она посмотрела на полки. Вздохнула. Придется действовать наобум. Нельзя уйти домой, ничегошеньки не сказав. Все аккурат замолчали. Она открыла рот.

— И что же вы, дядя, на это ответили? — спросил Сиднер, который до сих пор только слушал.

— На что? А-а, отчего по-разному получается. Сказал, во многом это дело случая. Что до меня…

— Ты больше сказал, Фридульф, — перебил Ёте. — Сказал, что надо цель себе поставить и идти к ней.

Фридульф нахмурил брови, взгляд его упал на Арона, тот сидел погруженный в собственные видения, и Фридульф сказал прямо в них:

— Да, надо идти к цели. Все отбросить и идти к цели. Тогда чего-то добьешься. Целеустремленность, увлеченность в конечном счете самое главное.

— Это долгий путь, — сказал Арон.

Тут уж Стина Эрстрём не выдержала. Никто здесь, стало быть, слушать ее не желает. И она с горечью буркнула прямиком в кладовку:

— А из меня выйдет разве что обыкновенная дворовая шавка. — Она схватила пальто и, не удостоив их взглядом, выбежала из кухни.

_____________