Рождественские детективные истории

Снова заскрипела дверь, и все четверо вышли в танцевальный зал, уже переполненный тангерос до такой степени, что казалось просто немыслимым кого-то в нем разглядеть. Однако Алене нынче фартило! Не прошло и минуты, как она вцепилась в руку АВ:

— Вот она! Вон та черненькая, в черном платье! Вы ее знаете?

— Конечно, — сказал АВ. — Это Ира Стасова, самая близкая подруга Розы Рыбиной. Одна из преподавательниц в «Американе». Настолько нас ненавидит, что, вообразите, даже перестала аргентинскую обувь у нас покупать, танцует черт знает в чем просто из принципа!

— Ха-ха, — сказала Алена. — Из принципа, значит? А между тем я уверена, что она покупала у вас туфли. Одна из них была ею оставлена сегодня в туалетной кабинке. Видимо, они с этой Розой все и придумали. Роза, конечно, нарочно купила сегодня такую же пару, чтобы еще посильнее все запутать. А ногу она точно не подворачивала — просто обеспечивала себе полное алиби на всякий случай. Я не я, и туфля не моя.

— И все же я не пойму, почему вы Ирку подозреваете, — сказал АВ.

— Потому что она вышла из соседней туалетной кабинки, у нее порван чулок, а дверь не скрипела! — с торжеством объявила Алена.

Трое мужчин посмотрели на нее, потом переглянулись, потом снова посмотрели на нее.

— Э-э… — пробормотал АВ.

— Да-а… — пробормотал Аксютин.

— Ну-у… — пробормотал Громовой.

— Что-то ничего не понятно! — наконец пробормотали они хором.

Алена с мученическим выражением воздела очи горе. А впрочем, наверное, и впрямь надо объяснить.

— Ну ладно, слушайте, — сказала она снисходительно. — Я пришла одной из первых, еще восьми не было. Сразу побежала переодеваться. Восемь кабинок были заперты, а две заняты. За дверью крайней валялась знаменитая туфелька. Там кто-то сильно шуршал. Потом со скрипом, — она выделила голосом это слово, — открылась дверь соседней кабинки. Вышла вон та девушка, Ира эта, с большой черной сумкой. Я туда вошла. Когда я переодевалась, появился АВ и велел открыть другие кабинки. Девушки начали в них заходить. Двери ужасно скрипели. Потом я вышла — дверь опять заскрипела! — и пошла в зал. Ира уже танцевала.

Я обратила внимание, что она очень скованно движется. Я подумала, что из-за неудачных туфель. А потом у нее подол взвился в повороте. И я увидела, что у нее на коленке порваны колготки, она просто боялась двигаться свободно, чтобы этого никто не увидел. Теперь понятно?

АВ, Аксютин и Громовой переглянулись и сказали хором:

— Не очень.

— Что, серьезно? — озадачилась Алена. — Ну ладно, скажите мне, АВ, дверь той кабинки, где как бы произошло убийство и где валялась туфелька, не была заперта изнутри, когда все это обнаружилось, верно?

— Не была, — качнул головой АВ. — Мы обратили внимание, что туфля там слишком долго лежит, начали стучать, открыли и увидели… Но откуда вы знаете?

— Оттуда! — с торжеством воскликнула Алена. — Оттуда, что дверь не скрипела. Пока я была в туалете, из нее никто не мог выйти, я бы услышала скрип. А между тем она не была заперта. Это значит — что? Что из нее никто не выходил, а пролез в соседнюю кабинку под перегородкой. Там перегородки не очень высоко подняты, протиснуться, конечно, можно. Она, эта Ира, сразу заперла обе кабинки, чтобы обеспечить себе путь к отступлению, и пролезла под перегородкой в крайнюю. Там она все декорации расставила, потом начала пролезать под перегородкой, но порвала чулок. Наверняка у нее и ссадина на коленке, это легко проверить. Потом она вышла как ни в чем не бывало из другой кабинки со своей сумкой, в которой, конечно, у нее раньше были спрятаны все необходимые реквизиты, а теперь лежала только ее одежда, и пошла себе танцевать. Вот и все. Очень просто, верно?

— Ну да, — хором сказали АВ, Аксютин и Громовой, потом майор кивнул напарнику:

— Побеседуй с этой Ирой!

И тот с неожиданной ловкостью ввинтился в броуновское движение на танцполе.

— Жалко ее, — сказала Алена. — Не дотанцует… А такое танго красивое, «А Media Luz», я его обожаю, особенно когда Анита Де Сильва поет, вот как сейчас. — И она не смогла удержаться, чтобы не пропеть под музыку:

И сумерки вокруг
Смыкаются, лаская.
И сумерки целуют,
Когда целуешь ты.
Вздыхает полумрак,
Когда ты вдруг вздыхаешь,
Когда вздыхаю я
В полутонах любви…

— Что такое? — удивился Аксютин.

— Ничего, — невинным голосом сказала Алена. — Такое танго-шансон.

— Красиво, — сказал Аксютин и почему-то покраснел.

— Да, — усмехнулась Алена, но глянула на часы — и усмешка тут же слиняла с ее лица: — Ой, сколько уже времени! Это мы так долго говорили?! Да ведь у меня поезд через сорок минут, а мне еще переодеться и до вокзала добежать. Нет, на одно, последнее танго у меня время еще есть, конечно, если кто-то пригласит…

Аксютин браво шагнул вперед, и серые глаза его блеснули.

— Вы танцуете аргентинское танго? — изумилась Алена.

Серые глаза померкли:

— Нет… а обязательно только танго танцевать, да?

— На милонге, — наставительно проговорила Алена, — обязательно. Только танго!