Рождество каждый день

– Мне было так больно, когда Джеймс рассказал мне, что сделали Тина и Люк, – сказала Бридж. – Он использовал меня, чтобы отомстить своей жене, я это понимаю. Мною манипулировали, нанесли удар по месту, где находились все мои сомнения. Мы с Люком так и не смогли оправиться от этого. Он клялся, что не спал с ней, а я не поверила ему и просто чертовски хотела отомстить. С тех пор я задаюсь вопросом, не пыталась ли я таким образом удачно выйти из брака, который и без того хромал уже на обе ноги. Я не могла простить измену, и я знала, что Люк тоже не смог бы. – Она сделала глубокий порывистый выдох. – Знаешь, Мэри, я так много изучала то, что произошло с нами за эти годы, что могла бы стать кандидатом наук, но в этом все равно нет смысла. Если бы мы тогда были такими, какие мы сейчас, мы могли бы завоевать весь мир.

– Скажи мне, что ты не дружишь после этого с Джеймсом и Тиной.

– Нет, не дружу. И я проколола все четыре шины на ее «БМВ» отверткой однажды поздно вечером. В тот момент я полностью состояла из обиды, гнева, слез – и ничего больше.

– Кто от кого ушел первым? – спросил Джек.

– Спорный вопрос. Бридж скажет, что она. Но я ушел в тот момент, когда обнаружил ее чемоданы, собранные у подножия лестницы. Так что я опередил ее, когда вышел из дома в последний раз. – Он тяжко вздохнул. – Тогда для моего эго имело значение, что я был первым. Сейчас я больше не веду счет.

Он понял, что говорит так, будто все произошло несколько десятилетий назад. Эти пять лет казались намного длиннее, будто за эти годы он набрался мудрости, здравого смысла и зрелости на целый век вперед.

– Должно быть, вам стало легче, когда все наконец закончилось, – предположил Джек, вспоминая липкие отношения, которые были у него много лет назад и из которых он с трудом выбрался.

– Это ты так думаешь, но я скучал по ней целую вечность, и мне действительно приходилось заставлять себя не брать трубку. Я понял, что у меня была зависимость от этого высокооктанового театра, от поцелуев и примирений. Это напоминало наркотик, но когда меня от него отлучили, я понял, что жизнь без него намного лучше и восхитительно проще. Конечно, я погряз в делах, а бизнес, казалось, расцвел в одночасье. У меня была пара краткосрочных отношений, ничего серьезного, просто приятные интерлюдии. Но в те недели, когда я оставался вдвоем с собакой, я находил мир в своей душе. Потом я начал встречаться с Кармен, этот мир стал лучше.

В темноте Люк издал долгий звук сожаления.

– Мы с Бридж были автокатастрофой, но…

Он не стал продолжать, а Джек не стал настаивать. Это «но» было наполнено множеством эмоций. И он не понимал, знает ли сам Люк, что это были за эмоции.

– Моя жизнь началась с Люка, – сказала Бридж. – Будто до него ничего не существовало. Возможно, я подала ему идею «Мальчика-саженца», но он дал мне стабильность, дом и радость, которых у меня никогда не было, и, более того, заставил меня поверить в то, что я достойна любви. – Голос Бридж надломился. Она откашлялась, чтобы вернуть в него силу. – Я поломала об него зубы и причинила ему боль.

– А ты уверена, что с вами покончено? – спросила Мэри. Что бы Бридж ни говорила об обратном, в голосе, который начал ломаться, все еще оставалось ужасно много чувств к Люку. – Неужели для вас нет пути назад?

– Мы счастливее друг без друга, – сказала Бридж. Она повторяла себе это снова и снова, пока окончательно не поверила. – Спокойной ночи, Мэри. Давай попробуем немного поспать. Я достаточно долго тебя утомляла.

Глава 22

Рождественский день

Волшебство рождественского дня безмолвно Ты не слышишь его, ты его чувствуешь Ты знаешь его, ты веришь в него

В четверть десятого Люк постучал в дверь Чарли и Робина с бойким «ра-та-та-та-та».

– Вы встали? – спросил он.

– Встали. Дайте нам пять минут, – ответил Робин. – Чарли в туалете. Он читает «Доводы рассудка».

– О, расскажи всему миру, – крикнул Чарли через дверь.

– Это всего лишь Люк, а не репортер выпуска новостей, – рявкнул Робин.

Он достал таблетку из оранжевого бутылька и стоял в ожидании, как часовой, вытянув руку, когда Чарли вышел из ванной.

– Это та, которая придает всему вкус рыбы? – спросил Чарли.

– Да, но ты должен ее принять, – настаивал Робин.

– А я не приму. Она ведь не так уж необходима? Не как те, в зеленой бутылке.

– Нет, это оранжевая.

– Робин, я не хочу есть индейку и рождественский пудинг и ощущать привкус лосося.

– Чарли, это обезболивающее.

– Я знаю, что это такое, но я не приму его. И ты не сможешь меня заставить. Я не суфражистка, чтобы ты совал мне это под нос.

Робин положил руки на бедра.

– За кого ты меня принимаешь, Чарльз Глейзер?

Рука Чарли легла на руку Робина, его голос был мягким, когда он ответил на этот вопрос.