Рождество на острове

Сайф ведь в свое время совершенно не думал, куда его отправят. Куда угодно, ему было все равно. Куда угодно, лишь бы надежно укрыть семью. Куда угодно, где он мог бы укладывать детей в постель, не ожидая, что среди ночи их разбудят взрывы бомб, что его дом вот-вот разнесет вдребезги. Он ведь ничего не знал о других странах. И когда британское правительство приняло его, он был благодарен, но абстрактно, его не заботило, куда его отправят, он только хотел собрать снова свою семью. Англия, Франция, любая страна, не важно.

Но прошло время, и если сначала Сайф почти ничего не замечал, кроме потока пожилых леди, казавшихся ему похожими друг на друга, после потока несущественных жалоб, на которые он поначалу даже не знал, как реагировать в силу их незначительности, – он постепенно начал открывать для себя мир, в котором очутился. Увидел его красоту, ошеломительные смены погоды, увидел танец облаков на горизонте, ощутил свежий запах моря, обжигающий холод воды – лучшей, какую только он пил в своей жизни…

И еще здесь были доброта и разговорчивость людей, что напоминало ему о доме, были тепло и гостеприимство, которое он редко принимал, но радовался тому, что оно есть. И конечно, дружба Лорны… и все это вело его к привязанности к маленькой общине, где он теперь жил и работал.

Сайф потерял бдительность. И теперь видел тому доказательство. Он и его сыновья по-прежнему были чужаками. Они по-прежнему были абсолютно незнакомыми и смешными людьми.

Он сидел на месте, наклеив на лицо улыбку, толпа уже разошлась в разные стороны. Флора тревожно посмотрела на него и прошептала:

– Ваши мальчики были великолепны!

Но Сайф вроде и не услышал этого. А Флора погналась за Агот, которая забралась на сцену, как только оттуда ушла Лорна, и уже готова была призвать всех к танцу.

За сценой злился Ибрагим.

– Они думают, я смешной! Что мы все носим на головах полотенца! – кричал он по-арабски.

Другие дети пятились от него.

Сайф отправился на его поиски, как только к нему начали подходить люди, – но, заметив выражение его лица, тут же спешили отойти.

– Все в порядке, – сказал Сайф на английском. – Это же просто сказка.

– Это не сказка! – возразил Эш. – Это правда! Маленький Ибус появился!

Сайф поморщился и потер глаза. Эш сиял.

– Я хорошо играл, абба?[1]

– Это все было глупо, – с горечью произнес Ибрагим.

Сайф обнял младшего сына. Ибрагим держался на безопасной дистанции, разматывая чайное полотенце и швыряя его на пол, пока другие дети прыгали в восторженные объятия своих родственников, вооруженных видеокамерами.

– Вы оба были очень хороши, – сказал Сайф, и Эш чуть не лопнул от восторга.

– Это было глупо! – опасно громко повторил Ибрагим. – А ты глупый мальчишка!

Лицо Эша сморщилось. К счастью, в нужный момент появилась Агот.

– Эш! Эш! Плазник!

Как и у всех шестилеток, настроение у Эша менялось в одно мгновение.

– Праздник?!

– Сичас!

Эш повернулся и посмотрел на отца.

– Я пойду на праздник, – заявил он, одновременно выразительно кивая, как бы вынуждая отца кивнуть в ответ.

И схватил руку Сайфа с видом собственника.

– У миня дома плазник! – уточнила Агот.

Сайф моргнул. Эш был… он был счастлив. А вот Ибрагим… не очень.

– Иб, пойди с Эшем. Проследи, чтобы все было в порядке.

– Я не хочу на этот глупый праздник с глупыми детьми.

– Ты просто пойди, – сказал Сайф. – А я через минутку к вам присоединюсь.

На самом деле ему хотелось оставить детей веселиться, а самому воспользоваться шансом и перекинуться словечком с учителями. А детей он может забрать попозже. Им незачем видеть лишнее. И ему не хотелось отказывать Эшу в том, чего ему хотелось больше всего в мире: в обычном общении. Пусть делает то, что делают все вокруг. И его собственная злость и печаль не имели никакого отношения к тому, что шестилетнему существу предложат кусок пирога и немножко шипучки, и даже в таком настроении он и думать не стал бы о том, чтобы останавливать малыша.

К этому времени большинство людей уже покинули школу, весело предвкушая ежегодное празднество у Маккензи. Крики и смех взволнованных детей слышались на склоне холма. Было уже почти четыре часа темнейшего дня. Как обычно, деревенский совет проголосовал против большой общественной елки, решив использовать деньги на фонари и лампочки вдоль дороги. В декабре даже в полдень трудно было видеть, что у тебя под ногами, так что веселые огоньки, мигавшие на деревьях длинными цепочками, радовали детей.

Многие родители задержались, помогая прибраться, унести стулья, собрать обрывки бумаги, костюмы и книги, – и Сайф изо всех сил старался выглядеть спокойно, хотя до сих пор кипел гневом и огорчением.

Глава 31

Лорна нашла его в спортзале. Глаза Сайфа горели.

Помощники понемногу исчезли, соблазненные теплым светом огней и музыкой, что лились из фермерского дома на холме. Сайф, будучи человеком сознательным, уже ставил последние стулья в угол зала, когда Лорна пришла, чтобы погасить свет. Она уже выключила свет в коридоре, не зная, что Сайф задержался, – но тут он окликнул ее:

– Лоренах?