Рождество «Непобедимого солнца»

Римскимъ императорамъ льститъ мысль видть то же единовластіе на неб, что Римъ создалъ на земл. Подобно монархамъ Азіи и Египта, они начинаютъ считать себя представителями и роднею солнца. Восточная прививка воздйствовала въ Рим быстро и энергично, попавъ на хорошо подготовленную почву расшатаннаго эклектическаго политеизма. Царствованіе Авреліана характеризуется религіозно-политическимъ торжествомъ солнечной идеи, а при Діоклетіан наступаетъ ея золотой вкъ. При этихъ императорахъ, на римскихъ медаляхъ стала появляться надпись «Sol dominus imperii romani» — символъ оффиціальнаго культа, слившаго для римлянъ Солнце и Митру въ тожество. Выражаясь словами Лукіана, «мидіецъ Мира, въ персидскомъ одяніи, съ тіарой на голов, не знающій по-гречески даже настолько, чтобы можно было съ нимъ поздороваться», воцаряется въ пещер на самомъ Капитоліи. Уже одно множество мираитическихъ памятниковъ, находимыхъ повсемстно, гд только летали нкогда орлы римскихъ легіоновъ, свидтельствуетъ о широкомъ, всенародномъ господств солнечнаго культа въ эпоху, предшествовавшую государственной побд христіанства. Одинъ городъ Римъ, въ конц IV вка, насчитывалъ, въ предлахъ своихъ, тридцать семь миреумовъ. Большая часть мираитическихъ барельефовъ относится къ III и IV вку; лишь немногіе принадлежать къ эпох Антониновъ. Культъ Миры проникъ въ Римъ во время войны Помпея съ морскими разбойниками, — слдовательно, всего однимъ вкомъ ране апостольской проповди; такимъ образомъ, ростъ его совершился почти параллельно росту христіанскаго культа. Многіе историки справедливо находятъ, что культъ Миры, — это, по остроумному сравненію Ренана, франмасонство древняго міpa — какъ рзкая и въ высшей степени популярная монотеистическая поправка къ обветшалому язычеству, тормозилъ побдоносное развитіе христіанства не въ меньшей мр, чмъ гоненія Деція, Діоклетіана и другихъ убжденныхъ политическихъ преслдователей религіи Іисуса. По справедливому замчанію одного изслдователя, «міръ былъ бы мираитическимъ, если бы не распространилось христіанство». Вдь даже Константинъ Великій, котораго церковь зоветъ Равноапостольнымъ, былъ ревностнымъ мираитомъ.

Существуя слишкомъ три вка рядомъ, до извстной степени соперничая одна съ другою за преобладаніе, дв религіи, об проповдующія единобожіе и возвышенныя нравственныя начала, — ибо культу Миры нельзя отказать въ таковыхъ, несмотря на нкоторыя мрачныя его подробности, — не могли претерпть такое тсное сосдство безъ нкотораго взаимовліянія. Он одновременно и мшали одна другой, и помогали. Что христіанскія вліянія проникали въ мираизмъ, — по всей вроятности, по преимуществу черезъ гностическія секты, — несомннно. Мираизмъ имлъ нкоторое подобіе таинствъ евхаристіи и крещенія, общія съ христіанствомъ надежды на вчную жизнь, схожія представленія о ра, подобіе догмата о непорочномъ зачатіи и т. д. Самая идея Миры. — какъ свта, исходящаго отъ верховнаго божества и равнаго въ чести и слав съ верховнымъ божествомъ, которому онъ, Мира, нераздленъ, — иметъ смутное сходство съ «споклоняемостью» Лицъ христіанской Троицы. «Этого Миру, владыку пастбищъ, — говоритъ Зендъ-Авеста, — я создалъ, какъ достойнаго жертвоприношеніи и славословія, наравн со мною, Агура-Маздой». Подражаніе христіанамъ мираиты доводили даже до постройки храмовъ своихъ, «миреумовъ», въ форм креста: таковъ храмъ открытый въ Геддеригейм, близъ Франкфурта. Дленіе миреума было то же, что и первобытнаго христіанскаго храма: на три корабля, причемъ средній имлъ въ глубин нчто врод алтаря — плиту съ общеизвстнымъ барельефомъ Миры, поражающаго жертвеннаго быка. Даже самое изoбpaжeнie этого акта уже даетъ намекъ на нкоторую близость къ христіанскому образу жертвы, приносимой въ искупленіе мipoвoro природнаго грха; намекъ этотъ еще подчеркнутъ тмъ выраженіемъ глубокаго состраданія Миры къ пораженному имъ быку и отвращенія его отъ кровавой, совершаемой имъ жертвы, которое неизмнно присуще всмъ мираитическимъ барельефамъ. Въ особенности ярко сказывается оно на горельеф музея въ Карлсруэ, открытомъ въ 1838 году близъ городка Нейнгеймъ, недалеко отъ Гейдельберга. Идея насилія, свершаемаго Богомъ надъ своею волею, во искупленіе мipa, идея выкупа отъ смерти противовольною жертвою, которой Богъ спасаетъ человчество, такимъ образомъ, не чужда была и мираитамъ. Но они не могли возвыситься до идеи самоотверженія, поставившей христіанъ смиренными владыками вселенной: ихъ разумъ не могъ воспріять величія Христа, Самого Себя возносящаго на крестъ за грхъ Адамовъ, Своею «смертію смерть попирающаго», и остановился на четверти пути: — на символ Миры — жертвовозносителя, но не жертвы. На нихъ какъ бы сбылось слово Тертулліана, взывающее къ языческимъ императорамъ о свобод религіозной совсти: «Предоставьте однимъ молиться истинному Богу а другимъ — Юпитеру, однимъ приносить въ жертву самихъ себя, а другимъ — козла».