Глаз пацанам не завязывали, и это пугало. Наводило на разные странные мысли.
Вошли четверо крепких уверенных в движениях парней. Узнав их, Батон, Рогожа и Брюлик совсем опечалились. Парни входили в личную гвардию Мехтиеву, членов которой, ветеранов армяно-азербайджанской войны, называли за глаза, карабахнутыми.
Карабахнутых вообще некоторые считали людоедами. Чушь, конечно, но передавало общее отношение к ветеранам.
Батону связали руки и прицепили к крюку на потолке. Справа от него подвесили Брюлика, а слева, соответственно, Рогожу.
Достали ножи. Не затейливо отделанные финки, а простые и надежные мясницкие ножи.
Брюлик заскулил, Батон как-то странно взвизгнул, а счастливый Рогожа просто потерял сознание, когда с них всех срезали одежду. После чего пацанов оставили в покое.
Зато потревожили покой Садреддина Гейдаровича. Ему позвонили домой около пяти часов утра и сообщили, что трое пропавших – найдены.
Мехтиев приехал через десять минут, против обыкновения не выбритый и не причесанный. Даже галстука не было под пиджаком у Садреддина Гейдаровича.
– Здравствуйте, Садреддин Гейдарович, – дрожащим не только от холода голосом приветствовал вошедшего Батон. – Чего это вы?
Мехтиев спросил, где пропадали пацаны. Ему ответили честно, сообщив о похищении и об освобождении. Мехтиев выслушал не перебивая.
– А потом ваши вот… – закончил свой рассказ Батон.
– А деньги где? – спросил Мехтиев.
– Какие деньги? – спросил Батон.
Мехтиев тяжело вздохнул и кивнул карабахнутым.
Крики троих пацанов наверх, в помещение ресторана, не долетали. Тишина была бы полной, если бы не радио, которое слушал охранник у входа. Радио ему совсем не мешало следить за подступами к ресторану, поэтому подъехавший «мерседес» Гири он заметил сразу, не смотря на снег и темноту.
Охранник окликнул соратников, дремавших в креслах, те быстро проснулись и заняли места у окон.
Но из машины вышел один Гиря.
Подошел к двери и постучал.
– Что нужно? – спросил через дверь охранник.
– Позови Садреддина, блин, Гейдаровича, или Али, – спокойно сказал Гиря, не вынимая руки из карманов.
Охранник засомневался, потому что Мехтиев просил не беспокоить.
– А я тебе, сука чернозадая, оборву все, до чего дотянусь, – пообещал Гиря.
Гиря умел, если хотел, говорить доходчиво. Охранник достал из кармана телефон и позвонил.
Радости у Мехтиева сообщение о визите не вызвало, но игнорировать его Садреддин Гейдарович не решился.
– Доброе утро, Саня, – сказал Гиря, когда его впустили в ресторан.
– Здравствуй, – ответил Мехтиев.
Неприветливо ответил, без своей обязательной улыбки и рукопожатия.
– Ты мне типа не рад? – осведомился Гиря.
– Что тебе нужно?
– До меня слушок дополз, что ты нашел моих людей?
Мехтиев оглянулся на свою охрану. Кивнул.
– И я могу на них глянуть?
– Дай мне с ними разобраться, – почти попросил Мехтиев.
– Не жадничай, Саня! Все деньги хочешь забрать себе? А не много будет?
– Я тебе слово даю – не нужны мне деньги. Найду – тебе отдам. Только…
– Моих ребят я должен спрашивать, а не ты, – покачал головой Гиря. – Что остальные скажут? Бросил, скажут, Гиря, своих. Падла Гиря, своих черным отдает…
– Не наезжай, Гиря, – предупредил Мехтиев.
Охранники вроде бы невзначай окружили Гирю. Тот огляделся с усмешкой:
– Я к тебе по-хорошему пришел. Кроме меня в машине только водила. И я сам без ствола. А ты вот так на меня… Не хорошо, Саня. Не поймут тебя люди. Спросить могут, а чего это ты втихую допрашивал пацанов. И что ты скажешь?
– Гиря, Геннадий Федорович, – Мехтиев жестом отправил подальше охрану. – Я тебя когда-нибудь обманывал? Я слов нарушал? Не было такого никогда.
– Ну…
– Не мешай мне, прошу. Я с твоими серьезно говорить хочу, тебе лучше при этом не быть. Они могут подумать, что нечего бояться. А так я их припугну – они расколются. Повисят голые на крюках – все вспомнят, а не будут лажу пороть про то, что их кто-то похищал, глаза завязывал, на машине увозил.
Гиря задумался. Потом ухмыльнулся.
– Только ты не забудь мне их вернуть живыми.
– Обижаешь. Верну живыми. Слово даю.
– Ладно, – сказал Гиря. – Поверю тебе. Когда вернешь пацанов?
– Сегодня и верну, слово чести! – Мехтиев приложил руку к груди, там, где у обычных людей есть сердце.
Гиря, не прощаясь, вышел. Сел в «мерс» и уехал.
Мехтиев запахнул пальто и спустился в подвал. Он чувствовал себя плохо. Не выспался. И, кроме того, Мехтиева начинали преследовать нехорошие предчувствия. Он ощущал себе крысой, которую гонит кто-то, не спрашивая желания. И отчего-то казалось, что гонят его в тупик.
Привычный и знакомый мир начинал казаться ночным кошмаром.
Батон рассказал все, захлебываясь, давясь слезами и криками.
– Ну, ты и сука, – сказал Брюлик, узнав, как все оно было на самом деле.
Рогожа присоединился бы к мнению кореша, но был как раз без сознания.
– Я не думал плохого! – крикнул Батон. – В натуре, не хотел никому заподло делать. Только бабок срубить по-быстрому.
– Срубил? – тяжело спросил Мехтиев.
В подвале кроме него и пацанов не было никого. Мехтиев всех выгнал, когда Батон заговорил.