Рождество в Петропавловской крепости (СИ)

На широком окне стояли толстые тройные решетки. Само окно было расположено довольно высоко, почти под потолком, не дотянешься. Сразу за ним виднелась высокая глухая стена, поэтому в камерах царил полумрак. Света попадало совсем немного. Дополнительно камера освещалась двумя электрическими лампочками, которые тюремщики включали снаружи.

Яков осмотрел кровать. Если в камерах полицейских участков были обычные койки, то здесь тюремщики подошли к делу с изобретательностью. Кровать была железная, намертво привинченная к стене, низкая, с туго натянутой под сеткой простыней. Захочешь, к примеру, повеситься, так ослабить простыню нужно было еще умудриться.

Зато поверх простыни было расстелено толстое, на редкость добротное шерстяное одеяло. Такое большое, что можно в него завернуться целиком, и еще бы осталось. Значит, холодом пытать не будут, и на этом спасибо!

С профессиональной точки зрения, камера представляла собой чудеса инженерной мысли. В стены были врезаны железные пластины-двери, которые можно было открыть только снаружи. Под одной оказался рукомойник с водопроводным краном, под другой ватерклозет. Стула и стола в камере не было.

Старая железная дверь была такой чудовищной толщины, что выломать и вынести ее мог разве что направленный взрыв. Посередине двери имелось специальное отверстие для подачи пищи, а прямо над ним была прорезь под толстым стеклом для соглядая.

Яков с ужасом подумал, что его ожидает полное лишение приватности. Какая гадость! Ходить в туалет при зрителях ему еще не доводилось. Безусловно, человек - такая скотина, которая привыкает ко всему. Но как же противно.

Охранники наблюдали на Яковом неотлучно.

Из хорошего в камере Штольман отметил отличный ремонт, чистоту и абсолютно новые вещи, свежий чистый воздух и сносное отопление.

***

Через несколько тяжелых дней, проведенных в постели, слез и молитвы, Анне, находящейся еще в глубокой меланхолии, словно в утешение, приснился сон.

Она стояла в огромной незнакомой гостиной у большой рождественской елки, дивно украшенной восковыми ангелами, бумажными балеринами, мандаринами и конфетами. Рядом с ней стоял нарядный и ласково улыбающийся Яков Платонович. Он обнимал ее за плечи и осторожно целовал в щеку. Аня посмотрела на свою руку. На ней сияло венчальное кольцо.

- Мамочка! - закричали у нее за спиной.

Аня обернулась и…. сон закончился.

Она проснулась с полным ощущением реальности происходящего и предчувствием великого щемящего сердце счастья. Такого, что слезы выступили на глазах.

И она, и Яков в этом сне давно позабыли свои беды, горе и отчаяние. Они были счастливы!

Яков Платонович, молодой, счастливый и красивый так радовался предстоящему Рождеству. Они целовались.

Но когда же это все произойдет? Это было сродни чуду, но Аня была уверена, что она видела свое реальное будущее.

Яков жив, с ним все будет хорошо, а это значит, что и она должна быть сильной! Хватит пугать родителей и лить слезы в подушку.

Аня словно очнулась. Она осторожно встала с кровати, надела домашние туфли и села у зеркала. Впервые за прошедшую неделю девушка взглянула на себя. Из отражения на нее смотрели тревожные глаза незнакомой барышни. Аня стала другой. Повзрослевшей, сильной, смиренной и спокойной.

После этого сна появилась уверенность, что сколько бы времени не продлилась разлука, они с Яковом все преодолеют.

Мария Тимофеевна очень обрадовалась появлению дочери в гостиной и ее доброй, чуть смущенной улыбке.

- Аннушка, ну наконец-то, девочка моя! Садись скорее, будем пить чай!

Аня подошла к столу и взяла чашку.

- Виктор! Аня встала! - радовалась мама.

Адвокат Миронов вошел в гостиную. Он ласково улыбнулся жене и дочери, но на душе у него словно кошки скребли.

С утра один из доверителей, местный купец, принес ему столичных газет. Он нашел новости в них заслуживающими внимания адвоката. Желтое издание называло известного сыщика петербургской полиции немчурой, предателем и шпионом. Журналисты, со всей очевидностью, исполняли чью-то злую волю и отрабатывали заказ, уничтожая репутацию Штольмана на корню. Из злобного текста, полного желчи, Миронов понял главное: по политическому обвинению надворный советник заключен под стражу. Дело очень серьезное.

Виктор Иванович обязательно расскажет об этом дочери, но сегодня едва ли. Анна только встала, а известие было весьма неприятным. Как бы опять не слегла от шока!

***

Унтер-офицер, сопровождавший Штольмана до камеры, вручил ему потрёпанную тетрадь.

- Господин Штольман, это каталог книг тюремной библиотеки. Вам дозволено получать на выбор по две книги в неделю. Перед выходными я буду приносить каталог. Через час постучите в дверь трижды, заслонка откроется, и вы назовете номера нужных книг. Если в каталоге или книге будет хоть одна пометка - пятном, ногтем, карандашом, то книгу изымут из библиотеки и уничтожат. Будьте аккуратны. В противном случае, вы лишитесь права пользования библиотекой.

- Хорошо, я понял! - спокойно ответил Штольман.

- Если захотите пить, стучите один раз, если умыться, то дважды, если нужно в туалет, стучите четырежды.