Розмысл царя Иоанна Грозного

– Слыхивали мы: тем жалованьем пожаловал царь псов кромешных своих, а и господарь мой тебе, псу, тое же жалованье пожаловал, – поклонился в пояс тиун.

Пушкари поскакали за зелейной казной.

Когда подкоп был готов, розмысл в последний раз предложил осажденному сдаться. Не дождавшись ответа, он разогнал из усадьбы холопей и взорвал хоромы.

Запыхавшийся тиун нашел Василия в ближайшей деревеньке и раболепно упал ему в ноги.

– Сбег! Подземельем ушел князь-боярин!

Стрельцы и ратники обложили лес.

Горенского нашли в яме под кучей листьев и хвороста.

– А не пожалуешь ли ответ держать по опросу? – помахал розмысл плетью перед перекошенным лицом пойманного.

– Не ответчики бояре перед псами смердящими!

Прежде чем Василий успел что-либо сообразить, один из отряда полоснул князя ножом по горлу.

В тот же день отряд двинулся в путь, на Москву. Впереди поскакал гонец с докладом царю о суде над Горенским.

Не доезжая Мурома, Выводкова встретил дьяк Висковатый.

– Поклон тебе от всех опришных людей. – И, поклонившись, торжественно поднял руку. – А учинити у себя государю в опришнине едину тысящу детей боярских, дворян, дворовых и городовых, лутших слуг, и помествя им подавал в тех городах, которые города поимал в опришнину, не далее, како на семьдесят верст от Москвы. А вотчинников и помещиков, которым не быти в опришнине, велел из тех городов вывезти и подавати им землю в иных городах. А теми же милостями, что и тыщу человек, наградил еще царь двадцать восемь бояр да колико окольничих. А вкупе тех опришных людей – одна тыща семьдесят восемь.

Он передохнул и, подражая возгласу архидиаконскому, провозгласил:

– А в тех списках опришных записано моею дланью: и розмысл царя Иоанна Васильевича – Василий Григорьевич, дворянин московской, Выводков!

Ондреич исподлобья поглядывал на друга и смахивал рукавом набегавшие на глаза умильные слезы.

– Дозволь и мне облобызать тебя, друг, – принял он в свои объятия Выводкова, едва замолчал дьяк.

Растроганный розмысл горячо поцеловал Ондреича.

– Не ты бы, клевали б ныне меня лихие вороны. Друг ты мне до скончания живота.

Висковатый вскочил на коня.

– Аз на Москву, а ты, Григорьевич, с сим пушкарем путь держи на усадьбу свою. А пир отпируешь, обрядись по чину опришному и жалуй к царю. Тако волит преславной!

Глава пятнадцатая

Собрав своих холопей, Василий разделил всю землю по душам и ускакал на Москву.

Людишки повесили головы.

– Замыслил господарь потеху нам на погибель. Не миновать, лиху быть!

Однако они принялись усердно за полевые работы.

С первых же дней их поразило то, что спекулатари не только не дерутся, но и не бранятся. Такое отношение людей, приставляемых исключительно для расправы, повергло их еще в большее уныние и заставило опасливо насторожиться.

– То неспроста! Ужо придумал розмысл забавушку на нашу кручину!

Временами Выводков наезжал в свое поместье. По привычке деревенька встречала его хлебом-солью и земными поклонами.

Василий возмущался, сам отвешивал поклон за поклоном и не знал куда девать себя от стыда.

Староста собирал под открытым небом сход и докладывал о работах.

– Не забижают ли людишек спекулатари? – не слушая старосту, допытывался опричник.

Холопи многозначительно переглядывались и падали в ноги.

– Потешился, и будет. Заставь Бога молить, – поведи, како в иных поместьях ведется.

Ничего не понимающий розмысл начинал сердиться.

Староста отгонял грозно толпу и стремился припасть к господаревой руке.

– Измаялись людишки-то, милостивец! Нешто слыхано слыхом, чтоб спекулатари смердов не секли да на дыбы не вздергивали. Все, сдается, не затеял ли ты иного чего, больно ласково примолвляючи споначалу!

Розмысл срывал с головы шапку и истово крестился.

– Перед Богом обетованье даю! Како маненько справитесь да окрепнете, волю дам со землей и угодьями! – И, точно оправдываясь: – Нешто татарин аз некрещеный, а либо князь-государь, что веры мне нету? Можно ли мне, рубленнику-бобылю, замышлять противу холопей?

* * *

Прошла страда. Крестьяне сложили хлеб на наделах своих и решительно объявили тиуну:

– Покель не узрим господаря, зерна в клеть не утянем. Краше голодом живот уморить, нежели сдожидаться денно и нощно, каку казнь уготовит нам господарь за тое прокормленье!

Тиун поскакал на Москву. Он застал розмысла на постройке особного двора.

Двор ставили за рекою Неглинкою, на расстоянии пищального выстрела от Кремля, на месте, где до того высились хоромы бояр.

Когда Выводков объявил, что сносит усадьбу, возмущенные вотчинники пошли с челобитной к царю.

Иоанн не принял их и передал через Скуратова:

– Сказывал государь послу в иноземщине и вам тое же сказывает: ставится двор для государева прохладу. А волен царь: где похощет дворы и хоромины ставить, тут ставит. От кого-ся государю отделивати?

Василий возводил особный двор по плану, составленному еще у Замятни и исправленному с помощью Генриха.

Толкавшиеся у постройки ротозеи вначале благосклонно относились к затеям розмысла, но, когда их ослепили переливающиеся на солнце зеркальные глаза львов, они в страхе побежали к митрополичьим покоям.