Розовощекий павлин

Коль моря нет, я вновь влюбился в лес,
В нем волны есть,
И гавани послушны,
И там, и там – отвратный вид небес,
И можно заблудиться, если нужно.

Да я и сам рожден в тупом лесу

Мохнатой кочкою
И калом соловьиным,
Меня несли во чреве на весу,
Чтоб выпал я ни капли не наивным.

И все-таки фигня произошла

Со спазмами, ручьями и лесами,
И только пуповина уплыла, –
Мой глаз столкнулся только с небесами.

* * *

Л.А.

И дева, молодая, как арбуз,
Изобразилась мне во сне бесполом,
Амур с размаху дал мне образ голым,
Лишь ниточка на шее спелых бус.
Во сне она являла скорость сна,
Неловко лишь бедром задев портьеру,
И, подражая дерзкому примеру,
В портьеру ветром дунула весна.
Совсем не восемь с плюсом или семь
Мой градусник отметил утром ранним,
Я долго вел борьбу с моим дыханьем
И, рассмеявшись, выдохся совсем.
Кого напомнил мне ее обман?
Невиденную ранее? Иль все же,
Как капелька на капельку похожа,
Она была – дитячий мой роман
В четыре года? Елка во дворце,
Я весь в слезах. И зрелая матрона,
Задев меня бедром, ушла из трона
С пренебреженьем на святом лице.

* * *

Машина, отлетающая прочь,
Машина, упадающая в ночь,
Машина, залетающая в сад,
Где луг и пруд, повернутые вспять,
Где веток ивы млеющая прядь
И аист, возвратившийся назад.

Вот сад, где я ребенком, на лету,

Ловил стрекоз, родившихся в пруду,
Велосипед, опавший, на траве
И девочек порхающих каскад.
Бросок к одной был выбран наугад…
Ночные слезы. Огоньки в листве.

Конь со звонком «тойотой» заменен,

Вороной – детский аист оттеснен,
И лишь луна, похожая на ту,
Уродует сравненья чистоту,
И эта ночь все тот же носит знак,
И слезы мне не приструнить никак.

Чугунного забора кружева –

Все те же, и калитка та жива,
Но рыба из алкейского пруда –
Совсем не та, не та, не та, не та,
И нет качелей, ленточек морских,
И ветер, развевавший их, затих.

Где твой платочек, смоченный в слезах?

И где оркестр пьяных трубачей?
А в том углу мать-с-мачехой цвела.
И кто-то пел из дымного угла,
И в круглый пруд небесный тек ручей,
Но весь иссяк и умер на глазах.

Машина дремлет, лежа у пруда,

Я сквозь аллею вижу особняк,
Деревья так черны и высоки,
А были раньше не длинней руки,
Был старый дуб, но сжался и обмяк,
Осел и канул в землю навсегда.

Ночная паутина не видна,

Но прилипает к пальцам и щеке,
Из окон – шорох мягких покрывал,
И женщина проходит вдоль окна,
Чугунная калитка – на замке.
Не я закрыл – и я не открывал.

* * *