Розовощекий павлин

Вечерело вчера. Вечереет
Мятой складкой тугой и сегодня – полой черноты,
И барашек надсадно, к колодцу прикованный, блеет,
Хоть и нету волков в этой спайке травы и воды.

Ни мышей, ни волков, ни курносеньких уточек серых,

Лишь трава и вода и воды отраженье в воде,
Только кто-то пищит и пищит в отдаленных карьерах,
Иногда приближаясь к проведенной по травам черте.

Друг мой робкий! Неужели все стержни посохли?

Нет и нету письма, ни строки, ни кусочка строки,
Или спят по карьерам почтари, самогонные рохли,
Или путь их теперь ограничен тем скатом реки.

Здесь совсем не уныло, нет-нет-нет, я клянусь, не уныло,

Лишь все дальше и больше траву заливает вода,
Ты бы мне написала, два-три слова, корючку без пыла,
А что как кура лапой – совершенно, совсем не беда.
Я б поплыл на бревне, подгребая ладошкой, за травы,
Я б искал и нашел на обугленной ветке твой знак,
Я б согрелся у кучки золы остывающей лавы
И поплыл бы обратно с конвертом в счастливых зубах.

* * *

Бреду по пуп в снегу,
Как будто – не бреду, –
Вот сочетанье, мерзкое по сути, –
Бреду, но не бегу,
Спит парус налету,
К посудине – не льнет, прилип к посуде.

Я крив, как мажордом,

Сблевнувший на ковер,
В смущении свой харч накрывший блюдом.
Найти бы мне свой дом,
Дыру в него, и двор,
И дверцу, сохранившуюся чудом.

"Позвольте, что за бред?» –

"Это моя кровать». –
"Вам следует подвинуться немного». –
"Нет, это не запрет». –
"Да, вы должны здесь спать». –
"Но я тут не при чем, побойтесь бога».

Как узко на краю,

Как высока луна.
Куда девалась тряпочка от взоров?
Заметят тень мою
Сквозь окуляр окна,
А там – не оберешься разговоров,

Очнутся через час…

Сквозь снег начнут шептать,
Похрустывая пальцами с усмешкой,
Затеют перепляс
(А утра – не видать),
Зачнут в глаза кидать орлом и решкой.

А угол – вдруг не мой,

И это существо,
Занявшее три четверти постели,
Нашло его зимой
И выскребло его,
А мы сюда случайно залетели.

Возможно, он

сказал:"Позвольте, что за бред?»,

Он произнес, а я кивал уныло.

Не угол был, но зал –
И в этом весь секрет,
И потому все тело тяжко ныло.

Иль все наоборот?

Вон – ста́туйка моя,
А мне твердить: я дома, дома, дома,
Мой дом и поворот,
И ласточек семья,
И к телу вдруг прилипшая истома.

Вплываем в чуткий сон,

А вон – вторая дверь,
Еще лишь шаг – и я вздохну довольно,
Но есть ли в том резон?
Я сплю, я сплю… Теперь
Нам не печально и совсем не больно.

* * *