Розовый бархат

Я разделся, встал перед зеркалом. Необычное зрелище. Тело мальчишки, худые ноги, маленькие бедра, штаны всегда с меня спадывали. Живот как живот, а вот грудь, она не моя, она чужая, и если прикрыть низ тела, что я и сделал, то в зеркало на меня смотрела девчонка. Колючие глаза, грудь, лицо, да, лицо изменилось за это лето, оно стало так же чужим. И волосы, с ними тоже было что-то не то. И вообще, в зеркале был не я. Меня это не испугало, а наоборот, появилось любопытство и желание испытать что-то новое, а новое была эта одежда, для чего я в, прочем, и разделся.

Дискомфорта я не испытывал, когда надел плавки, ну и что из того, что девчачьи, мало чем они отличались от моих, разве что цвет да пару бантиков. Потеребив их, взял футболку и надел на себя, она как и моя, что ношу всегда. Снял и надел какую-то рубашку, нет, наверное, это была все же не рубашка, а кофточка. Рукава необычно короткие, попробовал натянуть, не получалось. Широкие манжеты, и плечи странные, торчали вверх. Увидев себя в зеркале, я хихикнул. «Ну ладно», — подумал и продолжил. Джинсы не вписывались в этот наряд, хотя и были привычными, но и они были для меня в новинку. Сидели низко, хотелось подтянуть повыше, они просто сползали. Сняв их, я посмотрел на диван. Джинсы были одни, оставались юбки и платья. Я начал с юбки, она пришлась в пору, в конце-то концов, в Шотландии мужчины ведь носят юбки. Я поправил ее рукой, чуть одернул, неудобно ходить, когда между ног дует. Прошелся по комнате, посмотрел в зеркало, черт подери, там был совершенно не я. Там была корявая девчонка, сгорбленная, сутулая, глаза горят огнем, и сильно сжатые губы. Я сам испугался себя. Отвернувшись от зеркала, все снял, бросил на диван, напялил свои джинсы и пошел на кухню. В душе было противно, еще противнее стало тогда, когда подошел к окну. И тут моя рука потянулась, чтобы прикрыть грудь. Заставил руки опуститься, но в душе было гадко, стыдно за себя, захотелось заплакать, по-настоящему, как в детстве заплакать. Стоял у окна и терпел, а слезы текли по щеке и капали на подоконник.

Наверное, я целую неделю не выходил на улицу, сидел дома, рылся в интернете. Мама собрала вещи, что я оставил на диване и, сложив аккуратно в сумку, поставила ее в шкаф. Она не сказала ни слова, но я видел ее глаза, они были грустными. Отец молчал, он всегда молчал. Но сейчас мне хотелось с ним поговорить, и когда мамы не было дома, я обнял его, уж не помню, когда так делал в последний раз, прижался и спросил.

— Папа, кто я? — я боялся ответа, уже несколько дней вертелся этот вопрос в голове.

Он обнял меня. Вообще папа у меня, можно сказать, сухой, редко улыбался, проявлял человеческие чувства. Я не мог себе даже представить, чтобы поговорить с ним по душам. Но сейчас я хотел именно этого, и не важно, что он скажет, мне не хватало его. Его руки легли мне на плечи, он молчал как всегда, но руки говорили сами за себя. Папа погладил мне голову, стало так тепло, ощутил их силу, спокойствие, уверенность, и это все передалось мне. Я еще крепче прижался к нему.

— Ты мой сын, — спокойно ответил он.

В его голосе не было дрожи, он был ровный, даже мягкий. На моих глазах появились слезы, я не хотел, чтобы он видел и поэтому покрепче прижался.

— Ты мой сын, — повторил он. — Но природа не стоит на месте, и она ищет новые пути развития. Ты ведь слышал о Дарвине, об эволюции развития человечества.

Мы в школе проходили эту тему, я смотрел много фильмов про эволюцию. Природа постоянно экспериментирует, ищет новые пути, что-то остается миллионами лет неизменно, а что-то меняется постоянно. Я знал, что человечество произошло от обезьян, есть ученые, которые не согласны с этим утверждением, но на данный момент теория Дарвина остается основной теорией. Я кивнул.

— Кто такой человек? Откуда мы? Почему мы такие? Почему мы так устроены, а не иначе? — его ладони легли мне на плечи. — Я не знаю, да и вряд ли кто-то сможет это объяснить. Но я знаю одно, что человечество продолжает развиваться дальше, и не только социально, но и физически.

Он замолчал. Я почувствовал, как в его груди застучало сердце, гулко, как глухой барабан. Он молчал. Я знал, что он продолжит, и поэтому ждал.

— Ты мой сын, я люблю тебя, — пальцы на моих плечах чуть дрогнули. — Ты удивительный, и природа тебя одарила удивительными качествами. Природа давно экспериментирует с человечеством. Помнишь, я читал статью про племя в Африке, у них на ногах всегда только два пальца.

Я кивнул, да, помню, еще удивился, как так можно ходить. Тогда отец показывал фотографии людей из этого племени, пальцы оказались такими толстыми.