«Видимо, я в гостях у хозяек этой рощицы. Интересно, смогли ли они взломать мою память?» — с тревогой подумал Люк и принялся мысленно прощупывать поставленную защиту.
Нет, с облегчением убедился он, здесь все было в порядке, замок не взломан — стена солнечного пламени по-прежнему защищала его сознание и память от посягательств чужаков.
«И все же ясно, что они догадались, что имеют дело не с обыкновенным охотником», — с досадой подумал он — тщательно сберегаемое им инкогнито было наполовину нарушено. Почему-то ему не захотелось больше оставаться в этой, такой ранее вожделенной, роще, а всплывшие из глубин сознания слова «розовой» про «трофей» и про «взлом» наполнили его душу праведным гневом. Теперь он не доверял ей ни на мизинец!
И все же что-то надо было делать, хотя бы найти, наконец, какую-нибудь одежду и прикрыть наготу — ведь не ходить же ему голышом, особенно среди дам — для этого он был готов даже запустить поисковое заклинание, но его намерение было предупреждено.
— Куда это ты собрался, а? Тебе полагается лежать ещё пару суток, не меньше, — раздался знакомый голос «розовой» — включать заклинание перевода уже не требовалось, говорила она на этот раз на общечеловеческом наречии, на котором с Люком говорил Азаил.
Люк, покраснев до корней волос, опрометью бросился к ближайшему дереву и спрятался за его стволом.
— А-а-а-а-а, в-о-о-о-т ты зачем? — захихикала «розовая». — Да ладно, можно подумать в человеческом теле есть что-то постыдное, а уж тем более, чего не видели мы… Впрочем, если для тебя это проблема, держи — вот твоя новая одежда! — С этими словами она бросила какой-то сверток в сторону Люка, который тот на лету поймал. Золотистая рубашка, изящный пояс, украшенный серебряными бляхами, странная открытая обувь на ремешках — одежда была уж очень непривычной, зато на диву свободной, мягкой, шелковистой, идеально подходящей для здешнего жаркого климата.
— Ну как, доволен? Не стесняешься больше?
Люк кивнул.
— А теперь — спать. Быстро! У тебя постельный режим ещё двое суток, понял? Или тебе дать снотворного?
Командный резкий голос «розовой» весьма ему не понравился. Он уже начинал разочаровываться в своей прекрасной незнакомке. Образ девушки его мечты совершенно не вязался с её солдафонскими замашками, а манера командовать — с таким с виду тонким хрупким телом и худеньким полудетским личиком.
— И не подумаю, дорогуша! — не выдержал Люк. — Я что тебе — собака что ли? Лежать, сидеть… Да кто ты такая, чтобы мне приказывать! За одежду, конечно, спасибо, но лучше верните мне мою, моих собак и, как говорится, спасибо за гостеприимство!
Выпалив эту тираду, Люк на всякий случай приготовился вновь прибегнуть к помощи всегда безотказного Потока.
Можно предположить — хотя выражение её лица он и не мог различить в полумраке ночной рощи — , что «розовая» просто оторопела от такого ответа и некоторое время молчала, не зная, что и сказать, но нападать не стала.
Вместо этого она щелкнула пальцами и в воздухе, прямо над головой юноши, загорелся маленький светящийся шарик. Все пространство между двумя молодыми людьми теперь было ярко освещено. И только теперь Люк смог, наконец, по-настоящему рассмотреть Её — девушку своей мечты.
Красивое, с тонкими и благородными чертами, лицо, розовато-белая мягкая и нежная как у младенца кожа, большие миндалевидные голубые, как лед, глаза, золотистые, тускло светящиеся в темноте волосы, по-детски заплетенные розовыми лентами в две косички. Девушку можно было бы назвать мечтой поэта, если бы прекрасные черты её лица не искажались уродливой гримасой гнева и раздражения. Пухленькие розовые губки стянуты в ниточку, глазки мечут молнии, ручки сжались в кулачки… Казалось, будь у неё хвост, она бы, наверное, била им по бокам, как рассерженная пантера.
«Видимо, — холодно отметил про себя Люк, — она впервые встретила настоящий отпор», — а потому приготовился к самому худшему.
— Слушай, откуда ты такой появился, а? Ты что, не знаешь, что смертные феям должны повиноваться беспрекословно!
— Если честно, слово «фея» я впервые слышу от вас, дорогуша, как и слово «смертный». А с какой это стати я должен тебе повиноваться?
— Я спасла тебя, выходила, вытащила с того света!
— Я тебя об этом и не просил, между прочим. А если ты это сделала для того, чтобы потом мною командовать, то ничего благородного в твоем поступке нет.
— Ах ты, негодяй! — лицо феи покрылось отвратительными красными пятнами, а по пальцам пробежали сине-зеленые молнии — вот-вот ударит!
Но в этот момент из-за деревьев вышли две другие феи — одна в голубом, другая в зеленом.
— Что здесь происходит, сестра?
— Представляете, наш больной отказывается соблюдать постельный режим и ещё и не признает над собой Опеку Сообщества! Вы можете себе это представить?! — «розовая» буквально задыхалась от гнева.
— Ну, не будь такой резкой, сестричка, — мягко сказала «голубая». — Откуда ему знать об Опеке, о Сообществе, о цивилизации, если он, судя по всему, вырос в этой ледяной пустыне, если он — дикарь? — а потом, обернувшись к Люку, произнесла уже на человеческом наречии: