Розовый слон (сборник)

В воскресенье пополудни я трясся эти оплаченные мною пятьдесят километров; сейчас, в начале марта, началась распутица, и шофер, как бы ни старался, не мор ровно проехать по выбоинам на дороге, промытым вешними водами. Зато ноги оставались сухими.

Но, сойдя с автобуса, я с первых же шагов почуял холод и влагу в ботинках, — увы, я позабыл, что такое оттепель на проселочной дороге, на мне были выходные туфли, как и полагается, когда идешь в гости. Ничего, подумал я, пересяду в другую машину, по дороге промокшие ноги обсохнут, а по приезде мне останется только навести блеск перчаткой.

Однако у автобусной остановки никто меня не ждал и машины было. На скамье сидел какой-то усталый человек. Голову он втянул в черный барашковый воротник так глубоко, что возникали сомнения, есть ли у него вообще таковая. Вероятно, все же была, так как, несмотря на овчинный фильтр, ясно был слышен храп, который ритмично раздавался ровно шестнадцать раз в минуту и в строго выдержанной тональности. Непохоже было, чтоб у спящего было задание встречать меня. Ничего, подумал я, распутица есть распутица, запоздать можно и неумышленно.

С полчаса я успокаивал себя таким образом, пока от промокших носков по спине не пробежали первые мурашки; не предвидя столь длительное пребывание на свежем воздухе, я надел легкое пальто. Одновременно с ознобом улетучился мой интерес к развалинам замка на другой стороне дороги; их охраняли голые ветви лип. Я сосчитал, что на макушках лип сидело тридцать семь галок и что навес автобусной остановки имеет ровно четыре шага в ширину. Смеркалось. Вместо галок я считал теперь ворон, потому что они крупнее и в сумерках легче различимы. Я поднял воротник и принялся стучать ногами об пол, отнюдь не от восторга, навеянного весенней погодой, а потому, что мерзли ноги.

Храп оборвался. Из воротника показалось лицо примерно сорокалетнего человека, обрамленное сверху ушанкой, а ниже черной щетиной.

— Я тоже мерзну. Пойдем обратно туда, где потеплее, — строго сказал мужчина.

Я не знал, откуда он пришел, поэтому ответил:

— За мной… придет машина.

— За мной тоже. В окно увидим.

Я так жаждал тепла, что согласился. К тому же выяснилось, что намочить ноги сильнее уже нельзя: внезапный морозец схватил лужицы, и под ногами заскрипел снег.

Я как-то не приметил, что напротив развалин замка под еловыми ветвями находился небольшой домик с приятной вывеской "Столовая". Ясно как божий день: там, где готовят, тепло, поэтому я радостно переступил порог вслед за незнакомцем.

Буфетная стойка, полки с бутербродами, бутылки с вином, четыре столика на металлических ножках с синей пластмассовой поверхностью, круглая жестяная печка и — теплынь. Голова не задевала пятирогую люстру, света хватало, чтобы сосчитать деньги…

— Петер, иди домой, на сегодня тебе достаточно, — ответила высокая буфетчица на мое приветствие.

— Нет, недостаточно, — уверенно ответив мой проводник. — Дай бутерброд с… серебристым хеком, — с трудом прочел он на ценнике.

— Гм… это можно, — протянула буфетчица.

— Возьми мне стакан вина, — шепотом, но строго приказал Петер и сунул мне в карман рубль.

По запаху, который окутывал Петера, нельзя было определить, какой марки вина ему больше по душе, поэтому, чтоб не ошибиться, я взял то, что покрепче. Мы сидели за одним столиком и потягивали вино. Спина от жестяной печки согрелась, но в душе лед возмущения не таял. Так одурачить меня! Я спросил у буфетчицы, во сколько часов идет следующий автобус на Цесис.

— Раньше один ходил еще вечером, но теперь, на время распутицы, его отменили.

— Но сейчас же дорогу подморозило! — воскликнул я, будто буфетчица могла отменять или назначать автобусы.

И гостиницы в селе нет. Тогда я спросил, где тут живет милиционер. В крайнем случае можно отрекомендоваться пьяным, надеясь, что тогда-то меня определенно не оставят без ночлега. Быть может, вызовут даже из Цесиса дежурную машину, чтобы везти меня в вытрезвитель… Такая перспектива меня слегка успокоила.

В этот момент зазвонил телефон. После короткого разговора буфетчица спросила:

— Есть тут Бирзе? Звонили из дома культуры, велели передать, что сломалась машина, просили подождать, транспорт, мол, уже в дороге.

Пятирогая люстра стала светлее, долговязая и тощая буфетчица красивее. Ведь обо мне беспокоятся и читатели меня ждут…

Спустя час, несмотря на второй выпитый от нечего делать стакан вина, негодование опять помаленьку стало охватывать меня, однако отсутствие ночлега сдерживало. И тут в дверях показался пожилой мужик в ватнике и валенках, с кнутом в руке — водитель моего транспорта. Когда я выходил, Петер опять захрапел в размеренном ритме — шестнадцать раз в минуту.

На улице темнота превратила развалины в сказочный замок и меня приветствовал хор галок.