Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века

Мы же остановимся подробнее на тех текстах, где поднимался вопрос об участии женщин в литературе и женском просвещении в целом.

Шаликова, вслед за Карамзиным и его последователями, занимало состояние русского языка; издатель «Аглаи», как и они, полагал, что женщины могут способствовать его развитию. Одну из заметок Шаликов завершил призывом к читательницам обратиться к русскому языку, так как в своем очищенном и облагороженном виде — в виде «языка Карамзина» — он может сравниться с французским:

Грации-россиянки! Не страшитесь звуков Русского языка! Клянусь вам вместе с людьми самого нежного слуха, что язык Карамзина в ваших устах так же приятен, как и Парижской![144]

В то же время Шаликов подчеркивал несостоятельность женщин даже в качестве литературных судей (как мы помним, это была одна из основных ролей, которые Карамзин предписывал просвещенной женщине). Стихотворение «К женщинам — судьям стихотворства» в этом отношении можно считать манифестом Шаликова — оно было опубликовано в первом номере «Аглаи». Сочинитель размышляет о том, что женщины слишком озабочены впечатлением, которое производят на окружающих, поэтому их суждения о стихах часто бывают неверны:

Чтоб удивление в одном,
Чтоб хохот произвесть в другом
(Не льстиву истину питомцу Муз простите!)
Все это делает на час
Прекраснейших вещей дурным судьею вас![145]

Зачин стихотворения Шаликова:

О вы, которых мне улыбка одобренья
И строгий взор суда священнее всего!
Для вас в душе моей огонь пылает рвенья
К успехам слабого таланта моего![146]

—

явно перекликается со стихотворением Н. М. Карамзина «Послание к женщинам»:

О вы, которых мне любезна благосклонность
Любезнее всего! которым с юных лет
Я в жертву приносил, чего дороже нет:
Спокойствие и вольность[147]

.

Но если издатель «Вестника Европы» уверяет, что

Взял в руки лист бумаги,
Чернильницу с пером,
Чтоб быть писателем, творцом,
Для вас, красавицы, приятным <…>[148]

, —

и сосредотачивается на задачах писателя, обращающегося к женской аудитории (поиск языка для описания тонких чувств, служение дамскому вкусу), то Шаликов, наоборот, переносит все внимание на читательниц: они, с его точки зрения, не так, как следует, воспринимают поэзию — читают ее поверхностно, заботясь о производимом ими впечатлении.

В статье «Прекрасный пол», напечатанной в седьмой части «Аглаи» (август, 1809), Шаликов на правах «писателя — не льстеца» обращается к женщинам с разговором «только о тех приятностях и тех удовольствиях, которые должны составлять всегда и везде свиту прекрасного пола»[149]. Под ними он разумеет «любезность и остроумие, которыми вообще Природа наградила женщин, и которых мужчины по справедливости ожидают от женщин»[150]. Автор сокрушается о том, что они прячут эти качества за кокетством, холодностью, стремлением «возвысить свое достоинство», и наставляет читательниц: «Вы должны быть жизнью общества, и действовать в нем, но сия жизнь, сие действие не могут состоять ни в чем ином, кроме приятностей и удовольствий, ожидаемых от вашего морального характера»[151]. Шаликов апеллировал к Руссо, подчеркивая необходимость критики женщин: «Руссо любил женщин страстно и бескорыстно… <и потому> объявлял войну прекрасному полу чаще и пламенней всякого ненавистника»[152]. Женщины, с точки зрения издателя «Аглаи», должны выказывать полное повиновение своим покровителям. Шаликов подражает Руссо в статье «О влиянии женщин на характер мужчин», где, используя естественнонаучные метафоры, сравнивает женщину с природной силой, которой необходимо управлять: «…самые сильные влияния атмосферы на царства животных, растений и минералов должны уступить силе влияния женщин на характер мужчин»[153]. Согласно Руссо, мужчины, которые постоянно общаются с женщинами, становятся безвольными, растрачивают свои таланты на завоевание их благосклонности. Изоляция от женского общества, наоборот, способствует развитию наук: «…мужчины, оставшись одни и не имея надобности принижать свои мысли до уровня, доступного женщинам, могут, не одевая разум в наряд галантности, вести важные серьезные беседы»[154].