Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века

В судьбе Волковой (равно как и Буниной, и Шихматова — все они лишились своих отцов и находились в крайне стесненном финансовом положении[269]) Шишков, вероятно, мог находить параллели с собственной судьбой, поэтому он особенно охотно помогал «молодым талантам». Кроме того, в истории поэтессы Шишкова не могла не привлекать ее преданность отцу: уважение и почитание младшими старших были чрезвычайно важны для него.

Следует отметить, что обращение литераторов к монарху за помощью было явлением распространенным, но в интересующем нас случае не Волкова получила пенсион за оду, а ее отец за «долговременную и усердную службу»: «Государь сей, призвав ее к себе, разговаривал с нею и узнав от ней о долговременной и усердной службе отца ея, також и о состоянии их весьма недостаточном, пожаловал ему по смерть пансион»[270].

В случае Волковой «семейный фактор» стал, по всей вероятности, решающим. Для Шишкова было важно не только поддержать «талант», но и выказать сословную солидарность, позаботиться о семье дворянина (отец Волковой состоял на дипломатической службе; после его смерти мать Волковой жила в доме Шишкова). В письме от 8 июня 1827 года (уже в николаевскую эпоху) Шишков сообщал поэтессе:

Еще в прошлом году поднес я Государю Императору сочиненные вами стихи, которые Его Величество изволил принять благосклонно, без всякого однако ж назначения вам какой либо милости; но когда я представил ему, что вас две дочери у престарелой и бедной матери, живущей у меня в доме, то Государь, по сему объяснению моему, приказал пожаловать не лично вам, но вообще семейству вашему, подарок, которой ныне только прислан мне из кабинета; а потому препровождая к вам оный, прошу, по продаже или по оценке оного, половину вырученных за него денег отдать сестрице вашей, Вере Алексеевне, как исходатайствованный на общее ваше имя, и следовательно сколько вам, столько же и ей принадлежащий[271].

В данном случае модель меценатства (поэтесса — император) не сработала: «стихотворный панегирик или вступительное посвящение говорят, что сочинитель был вдохновлен великим человеком; а вознаграждение, в свою очередь, говорит, что великий человек испытал эстетическое наслаждение при знакомстве с текстом»[272]. Николай I «изволил принять благосклонно» творения Волковой, однако не вознаградил сочинительницу. Только дополнительное ходатайство Шишкова позволило добиться «подарка», но уже «на общее имя», то есть в помощь сиротам почтенного отца.

Согласно требованиям этикета, Волкова благодарила патрона в стихах. Тема благодарности Шишкову звучала у Волковой как до «Беседы», так и после ее распада: «Благодетелям моим А. С. и Д. А. Ш<ишковым>» (Российский вестник. 1809. № 5), «Его высокопревосходительству A. С. Шишкову» (Сын отечества. 1824. № 23). Стихи «К Беседе любителей русского слова», прочитанные на первом заседании общества, также исполнены благодарности беседчикам:

А здесь пииты дозволяют
Нам так же действовать пером;
На тихие ума забавы
Они нам право здесь дают
И нас с собой к жилищу славы
Стезей цветущею ведут[273]

.

«Пииты» дозволяют упражняться женщинам в стихах, в отличие от «гордых масонов», также упоминаемых в этом стихотворении, которые не допускали женщин в ложи. В рамках сложившихся этикетных формул Волкова характеризует женское писательство как «тихие ума забавы», тем самым «принижая» его, подчеркивает ученический статус поэтесс, ставя женщин и молодых людей в один ряд: «В сем храме юноши и жены / Бессмертия вкушают плод». Юношам и женам противопоставлен «мужей отличнейший собор». Именно составляющие его «почтенные российские пииты» будут направлять «вновь прибывших» на пути поэзии:

Дав пищу новую сердцам,
Путь наш к Парнасу освещайте
Небесным знания огнем[274]

.

Их ученики, в свою очередь, обязуются быть достойными продолжателями дела учителей, главным образом подражая им:

И, вам в усердьи подражая,
Дань слову русскому дадим[275]

.