Розы без запаха

– Папа, не надо сказку про Марицу. Папа, не надо мачеху! – выкрикнула она и отвернулась к стене.

– Ну что ты, какая мачеха! Никаких злых мачех! – Он начал гладить Таню по волосам. Постепенно она расслабилась, ее спина перестала вздрагивать от плача, она повернулась к нему и тихо сказала:

– Иди, я уже большая. Только маленький свет не выключай.

– Вот и славно, – ответил Олег и встал. Только сейчас, в комнате дочери он в полной мере осознал, что произошло с его жизнью, что теперь все будет по-другому.

6.

Нужно было срочно решать вопрос с Викой, ставшей для Олега тем человеком, на которого можно было повесить всех собак: не будь Вики, Оксана была бы жива. Так представлял себе расклад в одночасье ставший вдовцом мужчина, который совсем забыл, что никто его на веревках в постель молоденькой девчонки не тянул, это был его и только его выбор.

«Вика, у нас все кончено», – написал он ей СМС, как только закрыл дверь в комнату дочери. Он не решился набрать номер и высказать все напрямую.

Никакого ответа Олег не получил, поэтому очень надеялся, что легко отделался от любовницы: всего несколько написанных слов, и все – она исчезла для него навсегда. Олег даже не замечал, что таким образом он желает повторения сценария с Оксаной: его признание, за которым следует исчезновение мешающего ему человека.

Заставить себя расположиться в спальне, на той же кровати, где ушла из жизни жена, он не мог. Поэтому опять пошел в гостиную. Он не раскладывал диван, не застилал его бельем. Долго лежал и щелкал пультом от телевизора, бездумно перескакивая с канала на канал, это помогало ему ни о чем не думать. Незаметно заснул под бормотание какой-то мелодрамы.

– Ну что, сынок, как твои дела? – В проеме двери стоял отец в растянутой застиранной футболке и старых спортивных штанах, пузырившихся на коленях.

– Папа? Ты же умер, – удивленно ответил ему Олег.

– Ну и что с того? Я тут тебе туфли свои принес, жмут они мне очень. – На этих словах Павел Николаевич протянул сыну черные лаковые туфли, на которых бликами играл свет, идущий от включенного телевизора. – Смотри, какие хорошие, новые почти. Я ведь их совсем даже не носил, только полежал в них немного. А сейчас мы много работаем, в такой обуви неудобно мне, я все больше в сапогах.

– Где работаете, зачем? – не понял Олег. Ему хотелось спросить совсем другое, но этот вопрос вырвался сам собой.

– Ну как, отрабатываем свои поступки. Их измерили, взвесили, сложили в большой мешок, а потом выдали каждому задание: кому-то попроще, кому-то посложнее; кому-то почище, кому-то погрязнее.

– Батя, ты скажи, что мне делать? Как жить-то дальше? Ты Оксану встретил? – Олег сел на кровати. Хотел подойти к отцу, обнять его, но так и не решился, как будто между ними была натянута тонкая прозрачная пленка, не дававшая им приблизиться друг к другу, причем не только физически. Олег с трудом понимал, что говорит ему Павел Николаевич.

– Ох, Оксанка твоя! Видел ее мельком, в какой-то длиннющей очереди, хотел подойти, так она сделала вид, что не заметила меня. Может, так и к лучшему, нельзя нам с самоубийцами разговаривать, у них свой лагерь. Что делать? А что ты можешь сейчас поделать? Все сложится в твой мешок, все будет обсчитано, взвешено, а там и отработка наступит. Так что готовься, сынок. – Отец передернул плечами, держа в каждой руке по новенькой туфле.

– Папа, я хотел тебе сказать… – Олега вдруг начали душить слезы. «Я люблю тебя» – именно эти слова он ни разу не сказал отцу при жизни, и сейчас они просто рвались из него. Но вдруг отец исчез, а в телевизоре, который так и продолжал работать, на синем фоне засветилась красная надпись: «Абонент недоступен».

Олег проснулся, сердце колотилось, в горле стоял комок, неудобно подвернутая рука затекла, на губах застыло слово «папа».

Он встал, прошлепал босыми ногами на кухню, попил воды прямо из-под крана, не доставая чашки. Руки мелко дрожали. Олег взглянул на настенные часы в коридоре: стрелки фосфорически светились на отметке «3.20». «Поспал всего полтора часа, – отметил он про себя. – Абонент, ну почему ты недоступен?»

Зашел в комнату дочери, она спала, разметавшись на кровати, одеяло сползло на пол. Он бережно укрыл Танюшу, выключил небольшую настольную лампу и вышел.

«Надо обязательно съездить к маме и дочку с собой взять», – решил он.

Вернувшись на диван, Олег вновь попытался заснуть, но ничего из этого не вышло. Признаться, он боялся, что если закроет глаза, к нему на этот раз придет Оксана, а этого он никак не хотел и даже не скучал по ней. Все, что осталось от жены, – это чувство вины: противное, тягучее месиво вины. Никакой нежности, никакого сострадания, только ужасная черная клейкая масса вины. Как ее соскрести с себя, он не понимал.