— И я, как дурак, Громовой все это рассказываю, а она молчит и на меня смотрит, как сыч. А потом и говорит, что, к сожалению, свидетельница моя Вера Сергеевна Старостина подтвердить ничего не сможет, потому что зарезали ее вчера в собственном подъезде, и не могу ли я сказать следствию, где был вчера вечером, потому что подозрения против меня усугубляются с-каждым убийством. И — раз мне фотографии на стол, уже успели, сволочи, распечатать, оперативно работают! Я как глянул — так на пол грохнулся, ноги не держат. Громова мне сначала-то и говорит — встаньте, мол, не валяйте дурака, а у меня сердце прихватило, слабость такая — рукой пошевельнуть не могу. Тогда она испугалась, что я тут в кабинете помру, вызвала врача.
— Ну и любит эта Громова дешевые эффекты, так и человека уморить недолго!
Я ей потом то же самое сказал, когда очухался. А она тон сбавила, но все-таки напоминает, где, мол, я весь прошлый вечер был, дома-то меня не было, это точно. Я и говорю, что на собрании в ЛОСХе целый вечер просидел. Она — мы проверим! Я — да проверяйте, если вам делать нечего, меня в президиум выбрали, все собрание я там торчал, сто человек меня видели! Тут она поскучнела, интерес всякий ко мне потеряла и отпустила.
— Пока она с тобой разбиралась, настоящий убийца Веру Сергеевну зарезал!
— Вот-вот, хорошо, что у меня сердце прихватило, а то я бы эту Громову там придушил!
— Что делать, Володя?
— Не знаю. В галерее у девчонок истерика, боятся, что их тоже зарежут. Мы, говорят, ничего не знаем и ничего не видели, за что нас-то?
— А Веру Сергеевну за что?
— Громова считает, все из-за Аделаиды. Аделаиду за что-то убили, потом Глеба, он что-то знал, а потом Веру Сергеевну как свидетельницу, она и дома у Аделаиды бывала, могла что-то видеть. И знаешь, что я тебе скажу? Ни фига эта Громова не расследует. Ну допустим, поверит она мне, что убийца приходил к Глебу в офис договариваться насчет Духовидова, будь он неладен! Подтвердит Ольга, что был момент, когда в галерее никого не было, а дальше что? Все равно этого человека никто в глаза не видел, никто его не узнает.
Нина Ивановна вошла в комнату.
— Надо к похоронам готовиться, у Веры-то никого из родных нет, все мне придется делать.
— Я во всем виноват! — Володя обхватил голову руками. — Если бы я ее в галерею не устроил, ничего бы не случилось.
— Что ты, что ты! Ты ей работу нашел, она так радовалась.
— Вера ведь раньше начальником отдела работала, — обратилась ко мне Нина Ивановна, — кандидатом наук была, а на пенсии-то куда она пойдет? Только в уборщицы, потому что пенсия маленькая. Одной на пенсию не проживешь, а у нее никого не было.
— И замужем никогда она не была? — неизвестно зачем спросила я.
— Был у нее муж, недолго, правда, — поморщилась Нина Ивановна, — потом они развелись, он на другой женился. Не знаю я, что с ним теперь стало.
Нина Ивановна вышла поговорить по телефону, она вообще много звонила, кому-то сообщала, что-то организовывала. Володя сидел на диване, тоскливо вздыхая.
— Хватить вздыхать! — не выдержала я. — Надо что-то делать.
— Что тут можно сделать, милиция вот работает, а толку? — вяло возразил он.
— Так то милиция, а то мы! Ты говорил, Громова считает, что Веру Сергеевну убили как свидетеля, правильно?
— Ну да…
— Так вот, — меня понесло, — давай устроим преступнику ловушку!
— Ты в уме? — грустно улыбнулся он.
— А что? Если допустить, что преступник именно тот человек, который пришел к Глебу смотреть на этого… Слуховидова…
— Духовидова.
— Без разницы, — отмахнулась я, — так вот, если это тот самый человек, то ты подозреваешь троих, тех, кого видел на инсталляции.
— С натяжкой, может быть, я кого-то на инсталляции пропустил, может, тот человек уже ушел, пока я из-за ящика выбирался… — неуверенно возразил Володя.
— Да перестань ты мямлить! — рассердилась я. — Если бы, да кабы! Сделаем такое допущение, больше нам ничего не остается. И устроим им ловушку, всем трем! Кто там был?
— Петя Мертваго, потом этот, из мэрии, Борис, и еще американец, из эмигрантов, Джордж Верри.
— Значит, надо каждому потихоньку рассказать, что Вера, мол, Сергеевна тебе говорила, что про это кое-что знает, но имен никаких не называла, но дома, мол, у нее все записано, потому что бабуля была старая, на память не надеялась и все записывала на всякий пожарный случай.
— Это что, она шантажировать убийцу хотела, что ли?
— Сказать-то все, что угодно, можно, ей уже ничего не повредит!
— Но настоящий убийца знает, что у нее ничего не было!
— Почему ты так думаешь? Он как будет рассуждать? А вдруг старуха и правда все вынюхивала, высматривала и успела кое-что заметить? Ведь убирает же он свидетелей, значит, боится! А у страха, как известно, глаза велики.
— Думаешь, стоит попробовать? — с сомнением спросил Володя.