Розы мая

– Торговый центр, случайно, не тот же самый, где ее похитили?

– Тот. И она там не в первый раз. По рекомендации терапевта.

– Значит, нападавшая знала Кейли.

– А как не знать? – сухо говорит Инара. – Нас ведь во всех новостях показывали. А Кейли здесь живет.

Отец пострадавшей, проходя мимо, молча кивает, но тут же поворачивается на каблуках и идет в другую сторону.

– Они очень старались не опекать ее сверх меры, – объясняет Инара. – И сами же предложили, чтобы мы поели вдвоем, без них.

– Будем выяснять, кто виноват? – мягко спрашивает Вик.

– Нет, – фыркает Инара. – Спасибо, с меня хватит. Думаю, он просто сгоняет напряжение, прежде чем зайти к дочери.

Вик бросает взгляд на Эддисона, потом стучит в дверь.

– Кейли? Это агент Хановериан. Мне можно войти? – Дождавшись глухо прозвучавшего ответа, он толкает дверь, входит и осторожно закрывает ее за собой.

Эддисон прислоняется к стене рядом с Инарой. Некоторое время оба наблюдают за расхаживающим взад-вперед отцом девочки.

– Вы ее только один раз ударили? – спрашивает агент.

– Да.

– Завидую вашей выдержке.

– Я, наверное, и добавила бы, если б охранники не подбежали. А может, и нет… Посмотрела бы на ее поведение. Если б она снова на Кейли полезла, врезала бы точно.

Мистер Рудольф заканчивает еще один круг и заворачивает на очередной.

– Слышала, они говорили о переезде в Балтимор. Он может перевестись, а у ее матери там родители. Считают, что для Кейли будет лучше уехать из Шарпсберга.

– А вы как думаете?

– По-моему, в Балтиморе картина будет такая же, – вздыхает Инара. – Не знаю. Может, я не самая лучшая судья, ведь я вернулась в ту же квартиру и на ту же работу.

– Восемнадцать не двенадцать, разница есть.

– Неужели? А я и не догадывалась…

Эддисон усмехается, а поскольку они стоят рядом, притворяется, что она этого не видит.

– Вы совсем не пострадали?

Инара поднимает левую руку с перевязанной ладонью. Выглядит не так страшно, как тогда, при первой их встрече, но похоже.

– Сама виновата. Хотела схватить ее за руку, а хватанула нож. Но зато получила рычаг для удара. Наложили парочку швов, так что шрама почти не будет видно.

А вот ожоги после взрыва в Саду шрамы оставили, и ей, чтобы сохранить гибкость, нужно делать специальные упражнения на растяжку.

– Удивительно, что вы здесь, а не там, с ней.

– Я была там, но когда у нее брали показания, она постоянно поглядывала на меня, так что я сама предложила выйти, чтобы полицейские точно знали, что на нее никто не влиял.

– И вы остались здесь, потому что?..

Инара бормочет проклятие, неуклюже достает из левого кармана телефон и неловко трогает экран. Сообщений много, и Эддисон узнает имена других Бабочек. Она пропускает большинство и выбирает то, что пришло от Блисс. На секунду Брэндон замирает, увидев скриншот онлайновой заметки, появившейся, судя по временно́й отметке, менее часа назад. Под заголовком-приманкой открывается фотография Инары. Кейли почти не видно, она скрыта толстовкой, но топик старшей из двух девушек сполз вверх, обнажив нижнюю часть спины с крыльями Древесницы западной.

– Меня называют по имени. И знают, в каком ресторане я работаю. Блисс хочет предупредить Джулиана, чтобы напомнил всем: никаких ответов ни на какие вопросы, не связанные с едой.

– Кейли упоминают?

– Да. Кейли Рудольф из Шарпсберга, штат Мэриленд. Даже школу называют. Ее чертову школу.

– Может быть, Балтимор – не такая уж плохая идея. Ее могли бы зарегистрировать там под фамилией матери.

– Мы выжили и не должны прятаться.

– Не должны.

– Ей там нелегко. Некоторые одноклассники буквально проходу не дают. На шкафчик постоянно наклеивают бабочек. Оставляют самодельных бабочек на ее столе. И даже одна учительница поинтересовалась, выбрал ли Садовник бабочку для нее.

– Инара…

– Я привыкла к дерьмовой жизни. Это значит, что я благодарна всем моим друзьям, но это также значит, что я привычна ко всему жуткому и страшному. А вот она не привыкла. И не нужно ей ни к чему такому привыкать. Кейли – хорошая, добрая девушка, и родители готовы сделать для нее все.

Эддисон откашливается.

– Это несправедливо.

– Что?.. Это просто неправильно. – Она убирает телефон, закрывает глаза и осторожно стучит головой в стену. – Шрамы поблекнут. Но не исчезнут. Это неправильно. Мы живем с воспоминаниями, но почему мы должны жить еще и со шрамами?

Ответа у него нет.

И даже если б он попытался его дать, Инара не приняла бы.

Так что они наблюдают за расхаживающим по коридору отцом Кейли, прислушиваются к неразборчивым голосам за дверью и ждут.

Ее зовут Лейни Тестерман, и шелковистый гибискус, каждый день появляющийся у нее за ухом, – возможно, единственный наряд, который она носит с желанием.